— Понятно. Спасибо.
— У нас в городе есть похоронное бюро, Барфорд и Компания. Один из партнеров — англичанин, женат на шведке. Среди национальных меньшинств шведов здесь очень много. Мы стараемся поддерживать британское землячество. На сегодняшний день я бы рекомендовал вам возвращаться в Лондон как можно скорее. Я предлагаю, чтобы вы меня уполномочили воспользоваться услугами Барфорда.
— Хорошо.
— Как только он получит тело, я отдам ему паспорт вашего брата. Ему потребуется медицинская справка, в которой будет указана причина смерти. Я свяжу его с Пеерсеном.
— Да.
— Ему также понадобится свидетельство о смерти из местного отдела загса. Выходит дешевле, когда занимаешься подобными делами сам. Если для близких деньги имеют значение.
Эйвери ничего не сказал.
— Когда он найдет подходящий рейс, он оформит доверенность на груз и транспортную накладную. Насколько я понимаю, такого рода вещи обычно перевозят ночью. Меньше стоимость перевозки и…
— Меня это устраивает.
— Очень хороню. Барфорд проверит герметичность гроба. Он может быть железным или деревянным. Он также подготовит документ за своей подписью, что гроб не содержит ничего, кроме тела, того самого тела, на которое выписан паспорт и свидетельство о смерти.
Я вам рассказываю об этом, потому что вы будете встречать груз в Лондоне. Варфорд все сделает очень быстро, Я позабочусь об этом. У него есть знакомства в чартерных компаниях. Чем скорее он…
— Я понял.
— Я не уверен, что вы поняли. — Сазерлэнд поднял брови, будто Эйвери сказал ему что?то вызывающее. — Пеерсен — человек очень покладистый. Мне не хочется испытывать его терпение. У Барфорда в Лондоне есть аналогичная фирма — ведь речь идет о Лондоне?
— Да.
— Я думаю, какую?то сумму надо отдать ему заранее. Я предлагаю вам оставить деньги под расписку. Что касается личных вещей вашего брата, я так понял, что тот, кто вас послал, хотел получить эти письма? — Он пододвинул их к Эйвери.
Эйвери пробормотал:
— Там была пленки, непроявленная.
Письма он положил в карман. Сазерлэнд осторожно извлек копию описи личного имущества, которую он подписал в полицейском отделении, развернул перед собой и подозрительно провел пальцем сверху вниз по левой колонке, словно проверял чьи?то цифры.
— Пленка здесь не отмечена. Был еще фотоаппарат?
— Нет.
— А?а.
Он проводил Эйвери до двери.
— Скажите тем, кто вас послал, что паспорт Малаби был недействительный. Я получил циркуляр из Форин Офис по поводу группы номеров, двадцати с небольшим. У вашего брата был один из них. Видно, накладка. Я уже готовил донесение, когда из Форин Офис пришел телекс подтверждающий ваше право на личные вещи Малаби. — Он коротко рассмеялся. Он был очень зол. — Это была дичь, конечно. Из Форин Офис никогда бы не отправили такое по собственной воле. Их телекс ничего не значит, если у нас нет полномочий на управление наследством, который посреди ночи вам никто предоставить не мог. Вам есть где остановиться? «Регина» — хорошая гостиница, рядом с аэропортом. И за городом. Я думаю, вы найдете дорогу. Кажется, вашим людям отлично платят.
Быстрым шагом Эйвери удалялся от дома Сазерлэнда, чье сухое враждебное лицо на фоне шотландских холмов врезалось ему в память. В темноте вдоль дороги белели деревянные домики, как тени вокруг операционного стола
***
Где?то недалеко от Чаринг Кросс, в подвале одного из тех удивительных домов восемнадцатого века, которые находятся между улицей Вилье и рекой, есть клуб без таблички на дверях. Чтобы в него попасть, нужно спуститься по каменной винтовой лестнице. Перила, так же как и деревянные части дома на Блэкфрайерз Роуд, выкрашены в темно?зеленый цвет и требуют замены.
Члены клуба — странное сборище. Одни из военных, другие — преподаватели, третьи — духовные лица: некоторые — с той ничейной полосы лондонского общества, которая лежит между букмекером и джентльменом. Здесь создается для окружающих, а может, и для них самих образ какого?то пустотелого мужества. Здесь ведутся разговоры и: кодовых слов и выражений, невыносимых для человека с чувством языка. Это место, где старые лица встречаются с молодыми телами, а молодые лица со старыми телами, где напряженность военного времени превратилась в напряженность мирного, и звучат голоса, чтобы заглушить тишину, и поднимаются бокалы, чтобы заглушить одиночество; это место, где встречаются ищущие, ничего не находя, кроме друг друга, кроме утешения от разделенной боли; здесь их усталые, внимательно всматривающиеся глаза могут не видеть горизонт. Они по?прежнему на поле боя; если есть любовь, они находят ее здесь друг в друге, застенчиво, как подростки.
Со времен войны остались все, кроме начальства.
Это маленький клуб, его держит худощавый суровый человек по имени майор Делл; он носит усы и галстук с синими ангелочками на черном фоне. Посетителей он угощает первым бокалом, а они в свою очередь угощают его. Клуб называется «Алиби», и Вудфорд был его членом.
Клуб называется «Алиби», и Вудфорд был его членом.
Клуб открыт по вечерам. Приходят около шести, с удовольствием отделяясь от движущейся толпы, украдкой, по уверенно, как люди из сельской местности, когда приезжают, чтобы сходить в театр сомнительной репутации. Вначале вы замечаете то, чего нет: нет серебряных бокалов позади стойки бара, нет книги для посетителей, нет списка членов; нет герба, нет короны, нет названия. Только на выбеленных кирпичных стенах висят несколько фотографий в картонных рамках, как в кабинете Леклерка. Портреты нечеткие, некоторые увеличенные, явно с паспортной фотокарточки, сделанные так, что видны оба уха, как положено по инструкции; на некоторых фотографиях — женщины, несколько — привлекательных, с высокими квадратными плечами и длинными волосами по моде военных лет. На мужчинах самые разные формы; бойцы «Свободной Франции» и поляки вперемежку с их британскими товарищами. Есть летчики. Из портретов англичан пара постаревших лиц все еще появляется в клубе.