— Только не Тэйлор. Он работал у нас много лет. Он получал инструкции и знал порядок. Ей должны назначить пенсию, вот что очень важно. За действительную службу. — Он опять сделал резкое движение ладонью, рассекая воздух.
— А сотрудники, что вы скажете им?»
— Утром я соберу заведующих отделами. Всем остальным в Департаменте мы скажем — это был несчастный случай.
— Возможно, так и было, — высказал предположение Эйвери.
Леклерк опять улыбался; вместо улыбки — гримаса.
— В этом случае мы скажем правду, и у нас будет больше шансов получить пленку.
На улице по?прежнему было тихо, машин еще не было. Эйвери почувствовал, что голоден. Леклерк взглянул на часы.
— Вы смотрели донесение Гортона? — сказал Эйвери.
Леклерк покачал головой и с мечтательным видом прикоснулся к досье, как к любимому альбому пластинок:
— В нем ничего нет. Перечитал несколько раз. Остальные фотографии для меня увеличили, как только могли. Люди Холдейна занимались этим и днем и ночью. Больше ничего добиться не удается.
Сара была права: его задача — помогать ждать.
Леклерк сказал — и вдруг стало ясно, что это самое важное:
— Я договорился, что вы ненадолго встретитесь в Цирке с Джорджем Смайли, сегодня же утром, после собрания. Вы о нем слышали?
— Нет, — соврал Эйвери. Это была деликатная тема.
— В свое время он был одним из их лучших специалистов. Что, в общем, характерно для Цирка, для их лучшей части. То он выходит в отставку, то возвращается. Слишком совестлив. Никогда не известно, работает он или нет. Многое у него уже позади. Говорят, сильно пьет. Смайли отвечает за Северную Европу. Он проинструктирует вас насчет пленки. Служба курьеров в нашей конторе расформирована, так что другого пути нет: в Форин Офис нас знать не хотят; после гибели Тэйлора я не допущу, чтобы вы расхаживали с этой штукой в кармане. Что вы знаете о Цирке? — Точно так он мог бы спросить о женщинах — подозрительный человек старше, чем он, но не имеющий опыта.
— Немного, — сказал Эйвери. — Что обычно рассказывают.
Леклерк встал и подошел к окну:
— Любопытный они народ. Есть хорошие люди, разумеется. Смайли был хорошим. Но мошенники, — вдруг вырвалось у него. — Я знаю, не годится так говорить о наших коллегах в Цирке, Джон. Но лживость — их вторая натура. Они сами не знают, когда говорят правду. — Он прилежно наклонял голову туда?сюда, стараясь разглядеть все, что двигалось внизу по просыпающейся улице.
— Он прилежно наклонял голову туда?сюда, стараясь разглядеть все, что двигалось внизу по просыпающейся улице. — Какая отвратительная погода. Знаете, во время войны между нашими конторами была довольно острая конкуренция.
— Я слыхал.
— Это все позади. Я не завидую их работе. У них больше денег и больше людей, чем у нас. Они делают работу большего масштаба. Но я сомневаюсь, что они делают ее лучше, чем мы. Никто, например, не упрекнет наш исследовательский отдел. Никто.
У Эйвери вдруг возникло чувство, что Леклерк раскрыл ему что?то интимное, неудавшийся брак или недостойный поступок, и что теперь все уладилось.
— Когда вы встретитесь со Смайли, он может спросить про операцию. Я хочу, чтобы вы ему не рассказывали ничего, понимаете, за исключением того, что едете в Финляндию и, вероятно, у вас в руках окажется пленка, которую надо будет срочно переслать в Лондон. Если начнет допытываться, скажите, что, по?вашему, это учебное мероприятие. Вот все, что вам можно говорить. Всякие подробности, донесение Гортона, наши планы — это их никак не касается. Учебное мероприятие.
— Понятно. Но как ему не знать про Тэйлора, раз известно в Форин Офис?
— Это моя забота. Он также может попытаться убедить вас в том, что у Цирка исключительное право забрасывать агентов. Но у нас такое же. Просто мы им не злоупотребляем. — Он повторил свою мысль другими словами.
Леклерк стоял спиной к Эйвери: стройный силуэт на фоне светлеющего неба за окном, человек за чертой, человек без визитной карточки, думал Эйвери.
— Мы можем разжечь камин? — спросил он и пошел по коридору к шкафу, в котором Пайн держал щетки и тряпки. Там были дрова и несколько старых газет. Он вернулся и присел перед камином, разгребая уголья и ссыпая пепел через решетку, как бы он делал в своей квартире на Рождество. — Не знаю, так ли уж разумно, что они встретились в аэропорту? — спросил он.
— Дело было срочное. После донесения Джимми Гортона очень срочное. И сейчас тоже. Мы не должны терять ни секунды.
Эйвери поднес спичку к газете и смотрел, как она загорелась. Как только занялись дрова, дым нежно коснулся его лица, и глаза за очками стали слезиться.
— Откуда им знать, куда летел Лансен?
— Полет был по расписанию. Разрешение на посадку он получил заранее.
Подбросив угля в огонь, Эйвери встал и ополоснул руки в раковине в углу, потом вытер платком.
— Я давно прошу Пайна выдать мне полотенце, — сказал Леклерк. — Работы у них маловато, вот что хуже всего.
— Ладно, ничего. — Эйвери сложил мокрый платок в карман. В кармане стало мокро и холодно. — Может, теперь работы у них прибавится, — заметил он без иронии.
— Я думал поговорить с Пайном, чтобы он постелил мне здесь. Тогда здесь было бы нечто вроде штабного кабинета. — Леклерк говорил осторожно, словно боялся, что Эйвери испортит ему удовольствие. — Вечером сможете позвонить мне сюда из Финляндии. Если пленка будет у вас, скажете просто «дело сделано».