Конечно, он прав. Но все равно больно. И я даже хотел бы поделиться… Если бы мог.
— А та женщина, она… По ней видно, что богатая?
— Честно скажу, не знаю.
— Как это?
Отец хмыкнул:
— А я не видел ее лица.
— Совсем?
— Знатные дамы всегда носят покрывало, разве не замечал?
— Ну да, но…
— Хочешь сказать, она могла бы сделать исключение для меня?
А почему бы и нет? Мой отец — красивый мужчина, и на него заглядываются многие женщины. Чем неизменно вызывают злость и раздражение у моей матери. Но она зря боится оказаться брошенной, потому что Карлин любит ее. Во всяком случае, не могу представить, кто станет покорно терпеть матушкины придирки, не любя ее!
— Могла. Раз уж лично встречалась.
Он хлопает меня по плечу:
— Личная встреча еще не означает личного интереса, сын! И запомни: богачи снисходят до таких встреч только в одном-единственном случае.
Когда дело слишком важное, чтобы быть доверенным лишним ушам.
— И что же тут важного? — Окидываю взглядом коридор, в середине которого мы остановились. — Убрать старые заклинания и сплести новые? Это важно?
— Вполне. Вот представь только, хозяйка узнала, что к ней собираются нагрянуть воры. Что это означает? Они откуда-то прознали, как обойти магические ловушки. Можно просто и открыто заменить заклинания, но можно… Попробовать захватить воров и узнать, кто продал им хозяйские секреты. Поэтому мы будем плести не смертоносные чары, а только удерживающие.
— Но ведь… Когда воры будут пойманы и допрошены, их…
— Убьют, разумеется.
Отец продолжил мою мысль спокойно, даже равнодушно, а меня передернуло, как от порыва холодного ветра.
— Не думай о них, Мэл. Они выбрали свою дорогу, мы шагаем по своей.
— Но мы будем виноваты в том, что…
Отцовская ладонь сжала мое плечо.
— Никогда. Слышишь? Никогда не вини себя в чужом зле. Богачка может ведь и сдать воришек Городской страже, чтобы они получили законное наказание.
— Но ты сказал, что…
— Да, скорее всего, она отдаст приказ убить.
— Почему ты так решил?
Он помолчал, глядя в сторону, на уходящий в темноту коридор.
— Я не видел ее лица, это верно. Но зато слышал голос. Наша нанимательница из породы людей, которые действуют по одним им ведомым правилам, а чаще и вовсе без правил. Деньги и власть, знаешь ли, быстро уверяют человека во всемогуществе и вседозволенности… Ладно, не будем сейчас об этом говорить. Согласен?
Киваю. Конечно, не будем. И так что-то жутковато становится… Это все мое воображение. Получило подходящую игрушку и разыгралось. Сразу стали мерещиться зловещие тени, холодное дыхание призраков, текучие лужицы…
Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.
А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них…
— Прочь!
Отец толкает меня так сильно, что я не могу сохранить равновесие и падаю, откатываясь на несколько футов дальше по коридору.
— Па?
Он стоит неподвижно и напряженно, словно пытается что-то понять или услышать.
— Уходи!
— Что случилось?
— Скорее!
Теперь лампа хорошо освещает его лицо, и я вижу то, чего никогда не ожидал увидеть. Страх. Но страх не за собственную жизнь, а за… Мою.
— Па…
— Если ты не уйдешь…
Я умру. Это понятно. Но от чего?
Мне тоже становится страшно. Я растерянно еложу по скользким заплесневелым плитам пола, но ухитряюсь подняться. Примерно в десяти шагах от отца. Карлин стоит, безвольно опустив руки, с кончиков пальцев которых… Капает кровь.
Нет, не только с кончиков. Она просачивается через кожу. Через всю кожу: темные пятна проступают на штанах, на рубашке, ткань намокает все больше…
— Ухо… хр-р-р…
Красная полоса поднимается по шее отца.
Нет, не только с кончиков. Она просачивается через кожу. Через всю кожу: темные пятна проступают на штанах, на рубашке, ткань намокает все больше…
— Ухо… хр-р-р…
Красная полоса поднимается по шее отца. Глаза, уже невидящие, плачут кровавыми слезами. Лица больше нет, осталась только маска, но не карнавальная, с замершими раскрашенными чертами, а живая. Текучая.
Надо бежать. Вот только ноги, сволочи, не слушаются. Еще стена некстати оказалась за спиной. И взгляд не хочет отрываться от кровавой статуи, еще несколько вдохов назад бывшей моим отцом. Собрать последние силы, повернуться и…
Не успеваю, потому что еще ничего не закончено. Вслед за кровью на лицо выползают темные, почти черные, масляно блестящие капли. Неторопливо собираются вместе, трутся бочками, сливаются в лужицу, похожую на ту, на полу, но не гладкую, а…
Медленно и лениво рождается новая маска, ничем не напоминающая отцовские черты. Высокие надбровные дуги, тонкий прямой нос, острый подбородок. Из лужицы выступает лицо. Очень красивое и… вне всякого сомнения, женское!
Веки вздрагивают, поднимаются… Под ними нет ничего, кроме той же вязкой и густой жидкости, но я чувствую: на меня смотрят. Неотрывно и внимательно.