— Ну, как хочешь.
Мое напряжение все-таки разрывается отчаянным:
— Мне это очень важно, пойми!
— Да понимаю…
— Я должен все делать сам.
— Угу. Все. Делай, раз уж важно.
— Тебе не надо было… Моя работа над клинком уже закончена. Полностью.
— Знаю.
— Не надо было…
— Я не понимаю только одного. Чем и когда тебе так задурили голову, что ты изо всех дорог всегда выбираешь самую никчемную? Добро бы, самую трудную, так нет же… И ведь дураком тебя не назвать. Не понимаю. Но если останусь рядом чуть подольше, чувствую, и сам заболею тем же недугом…
Он поворачивается и идет к окну. Садится на подоконник, перекидывает ноги наружу.
А ведь вроде бы сначала обещал остаться и присмотреть за мной…
Сердце обиженно сжимается. Неужели мне этого хотелось? Тогда зачем я снова все испортил? Зачем настоял на своем?
— Только из дома до утра все же не выходи.
Неужели мне этого хотелось? Тогда зачем я снова все испортил? Зачем настоял на своем?
— Только из дома до утра все же не выходи. А если выйдешь… Я тебя быстро верну в постельку.
Серое пятно слилось с сумерками, наползающими на крышу, и исчезло.
Как тихо… Дядя, похоже, давно уже угомонился, а кузены наверняка отправились бродить по окрестным питейным заведениям, где в преддверии Середины лета начинают разливать настоявшийся и достигший вершин своего аромата и хмеля весенний эль. Тайана тоже или спит, или рукодельничает, готовя приданое для своей непременной свадьбы. И все вполне счастливы. Одним лишь тем, что живут . Так почему же я не могу быть счастлив?
Потому что мимо меня по тропке жизни снова пролегли чужие следы, которые вполне могли бы слиться с моими. Но я не позволил.
* * *
— Мэ-э-эл…
Осторожное, еле слышное в сопровождении шуршания скребущих дверной косяк ноготков обращение.
— Да?
— Ты никого не ждешь?
— А должен?
Тай испуганно смотрит исподлобья:
— Кто ж тебя знает…
— Что-то случилось?
— Там… к тебе пришли.
— Пришли, так пусть заходят.
— Прямо сюда?
— А куда же еще?
Девушка оглядывает чердак и царящий на нем беспорядок:
— Ну, как знаешь…
Кто бы ни хотел меня видеть, незачем пыжиться и пускать пыль в глаза. Все равно мое благоденствие никого и никогда не будет интересовать. Не прибрано? И что с того? Не успел вернуть порядок перетряхнутым сундукам и книжным шкафам? А когда мне было успевать? После разговора с Тенью сил просто не осталось, я рухнул на кровать и забылся сном. Судя по тому, что не выспался, сон оказался дурной и мутный, да к тому же заставил проваляться до самого завтрака. Приберусь потом. Надеюсь, гость не придет в ужас от разбросанных по полу вещей… А если и придет, его трудности, не мои. Не собираюсь любезничать.
Шорох тяжелой хрусткой ткани. Поскрипывание паркета под узенькими туфельками.
— Так вот, где ты живешь.
Голос кажется знакомым, почти родным, и я непременно узнал бы его обладательницу с первого взгляда, если бы… Если бы не новые оттенки, которые были бы дикими и странными для прежней Келли, зато новому образу подходили удивительно хорошо. Собственно, они ведь и были рождены именно для маски знатной дамы, со всем возможным тщанием выпестованы и теперь весьма ловко использовались. Но единым целым с женщиной не стали. Не могли стать. Возможно, должно было просто пройти время, долгое или короткое. И все же, я смотрел на гостью и понимал: все ее старания напрасны. Потому что для меня ничего не изменилось.
Темное золото волос гладко зачесано и уложено плотными валиками прически, предпочитаемой модницами лет эдак двадцать тому назад. Моя мать носила такую же, и я хорошо помню ее злую ругань, предназначавшуюся наполовину служанке, плохо справляющейся с волной густых волос, а наполовину самим непокорным локонам. Ах да, забыл, еще горсточка ругательств отходила мне. За то, что подглядывал.
Почти непроглядное кружевное полотно накидки, закрепленное парой шпилек где-то на затылке, убрано за спину и позволяет оценить невесть откуда взявшуюся благородную бледность прекрасного лица. А по улице, значит, мы теперь ходим, прячась ото всех? Не хотим повстречать старых знакомых, которые нас узнают? Как же быстро меняются люди… Неужели со мной происходит то же самое? Или будет происходить? Правда, пока веской причины не было, но кто поручится в ее дальнейшем отсутствии?
Стройная фигура полностью скрыта под плотным шелком строгого платья, видна только узенькая полоска шеи над высоким воротником и кончики пальцев, словно на показ тела наложен строгий запрет.
Впрочем, возможно, знатные дамы именно так и одеваются. Хотя… Если вспомнить Иннели, то она даже в своем замке вольно относилась к одежде. Ага, наверное, в этом и кроется главное различие между дворянами по рождению и теми, кто случайно приблизился к кормушке! Человек, выбившийся наверх из низов, будет вовсю стараться подделаться под существующие правила, чтобы стать «своим». Но не зная, какое из правил действительно важное, а какое осталось в использовании лишь из уважения к традициям предков, наделает множество ошибок прежде, чем сам все поймет. А пока пытается понять, здорово рассмешит зрителей, конечно же.
Томный взгляд, лениво перетекающий с одного предмета чердачной утвари на другой, наконец, останавливается на мне. И только теперь я могу видеть попытки карих глаз вернуть прежнее выражение. Или хотя бы похожее на прежнее.