Разрушить.
Все.
Навсегда…
Разноцветные дорожки становятся ручейками, не покидающими пределов начертанного рисунка, но текущими быстрее, чем вода. Оттенки сливаются в единое целое, постепенно наполняющееся светом, и струйки вдруг… взлетают.
Сначала внутренний контур, потом остальные. Капли воска, цепляясь друг за друга и образуя причудливую, не перестающую колыхаться на несуществующем ветру сеть, ползут по воздуху так же легко, как и по тверди камня. Только ползут вверх, а не вниз, словно наделены собственной волей и силами.
Три слоя жидкого воскового кружева, закрывая обзор, поднимаются с пола на высоту человеческого роста, натягиваются, как струны, чтобы на самом последнем пределе напряжения обреченно разорвать объятия и… Опасть коротким дождем на фигуру, невесть откуда возникшую в центре вылепленного мной узора.
И словно дождавшись удобного момента, остатки сил позорно сбежали, при мне задержалось лишь рассеянное удивление.
Получилось.
Но что именно?
* * *
— Какого фрэлла?!
Он раздраженно стряхивает разноцветные капли с одежды, с волос, с лица, но воск оказывается ловчее и повсюду застывает раньше, чем встречается с нетерпеливыми ладонями.
Вот все и завершено. Окончательно и бесповоротно. У Маллета Нивьери оставалась единственная попытка уйти с грохотом и треском, но она бесславно провалена. Демон? Не смешите меня! Не слишком высокий, не слишком крепкий, рядом с кузенами вообще покажется чахлым и хрупким. Впрочем, мне было бы наплевать на то, что вижу собственными глазами, если бы… Но он ведь просто человек!
Ни ветвистых рогов, ни горящей пламенем чешуи, ни угрожающего хлещущего по шипастым бокам хвоста, ни когтистых лап — все самое обыкновенное. Человеческое. В праздничной толпе можно найти персон куда более похожих на пришлецов с Полей Отчаяния, чем эта. Замшевая куртка, залоснившаяся на локтях, сапоги, что называется, видавшие виды, а на штанах, могу поклясться, совсем недавно и не особенно умело зашитая прореха. Да еще не слишком объемистая сумка бывалого вида на длинном ремне, свисающем с левого плеча. Или мне достался изрядно поиздержавшийся демон, или…
Снова не повезло.
Да что же это такое?! И добро не научился творить, сколько ни пробовал, и зло оказалось мне неподвластно. В кои-то веки решился, отбросил в сторону сомнения и угрызения, набрался смелости уничтожить своих обидчиков. И что? Потерпел поражение, даже не объявив войну. Нет, мне нечего больше делать среди живых. Не-че-го.
Забавно. Когда все по-настоящему заканчивается, приходит такое странное чувство… Никогда прежде его не испытывал. Наверное, оно называется «ясность» или как-то похоже. По крайней мере, это слово больше других подходит для описания творящегося сейчас со мной внутри и снаружи.
Зрение будто обострилось до невероятности: кажется, что при желании могу рассмотреть мельчайшую трещинку на потолочной балке в другом конце чердака.
И краски, краски какие яркие! Почему я раньше не замечал всего этого? Красноватое дерево паркетных досок подернуто патиной истершегося лака, светлой и удивительно пушистой на вид. Складки покрывала, сползшего с кровати, собрали в себя все оттенки синевы, хотя ткань давно должна была выцвести. Всего лишь причудливо падает свет? Может быть. Но ощущение не становится менее волшебным.
Страницы книг, раскрывшихся при падении от моих пинков, колышутся беззвучными волнами, когда сквозняк лижет их своим узким язычком, и при каждом движении строчки букв словно меняют свой порядок, желая привлечь мое внимание, желая поведать… Благодарю, но лучше оставьте свои тайны при себе. Не стоит тратиться на того, кто уже мертв. Почти мертв.
Хотя… И как я мог упустить из вида такую важную вещь?! Рассчитывал принять смерть от руки, или чего другого, имеющегося у демона, а теперь выходит, придется все делать самому. Даже погибнуть с честью не получилось. Впрочем, если я и жил без этой самой чести…
Выдыхаю ругательство. Не слишком заковыристое, зато грязное и смачное. Видимо, оно звучит с каким-то особенным чувством, потому что призванное мной существо перестает отряхиваться и оборачивается.
— Под хвостом тянутый?
Переспрашивает слегка удивленно, но судя по ноткам в голосе, вопрос вызвало вовсе не содержание моей тирады, а то, что она вообще прозвучала. Словно пришлец заметил мое присутствие на чердаке только сейчас и… Насторожился? Испугался? Приготовился к обороне и атаке одновременно? Ничуть не бывало. В этих глазах нет ни страха, ни решимости, ни азарта. Вообще ничего нет.
Темно-зеленое зеркало, мутное, без единой искорки. Я могу рассмотреть в нем свое собственное лицо, но больше — ничего. Разве у людей бывает такой взгляд? Не остановившийся или застывший, а отсутствующий в прямом смысле слова. Не глаза, бронзовые накладки щита, позеленевшие от времени. Понятно только одно, зато с необыкновенной ясностью: ЭТУ защиту не пробить ни одним оружием мира.
Кто же он такой? Все-таки, демон? Не-е-е-ет. Обитатели Полей Отчаяния, призванные в наш мир, не стали бы принимать столь… жалкий облик. Правда, недаром говорят, что внешность обманчива, и если вспомнить примеры из моей жизни… А сколько их было?