Лена положила тарелку на скатерть и вытерла руки. Закончив обедать, девушки поспешили к озеру — искупаться, привести себя в порядок. Как-никак рядом мужчины, надо держать себя в форме даже в таких условиях…
В деревне я нашел трактир, купил хлеб, соль и сахар.
Как-никак рядом мужчины, надо держать себя в форме даже в таких условиях…
В деревне я нашел трактир, купил хлеб, соль и сахар. Упаковал все в мешок и вышел на улицу.
Парило. На синем небе ни облачка, солнце обжигает землю, зной накатывает волнами. Я стер пот со лба и почувствовал усталость во всем теле. Надо бы отдохнуть…
У околицы стоял огромный стог сена. Сел в его тени, снял панцирь и куртку и осмотрел плечо. Огромный синяк наливался чернотой. Рука, правда, работает, хотя боль чувствуется. На голове приличная шишка, на руке подсыхает царапина.
Н-да! Женщины в серьезных делах — смертельная опасность. Причем не столько для них, сколько для их спутников. В самый ответственный момент дамы широко раскрывают глаза и с непосредственным видом задают очень своевременные вопросы: «А что? А где? А когда?..» У них наступает ступор, замирают на месте — танком не сдвинешь. А когда все позади, бросаются в истерику. Не так сказал, не так посмотрел, все не так…
И попробуй их обидеть, враз возникают благородные заступники, отсиживающиеся в стороне, когда следует быть рядом, и отстаивают честь дам…
Отдохнув, я надел куртку и панцирь, застегнул пояс и зашагал обратно. Небольшой овраг возле леса густо зарос малиной. Я мимоходом пожалел, что некуда складывать ягоды. На ходу сорвал несколько штук и забросил в рот — вкусно. Только жевать больно.
Батальонная разведка, вся в пыли, а где-то ветка. Снова день и снова поиск, снова бой… Эту песню частенько напевал Марк. Одно время она мне смертельно надоедала. А потом незаметно сам стал напевать, ловя насмешливые взгляды ребят.
…А ты, сестрица в медсанбате, не печалься бога ради…
На опушке у кустов сидел мальчишка лет двенадцати. Лицо вымазано соком, ноги босые, короткие штаны в заплатках, рубашка порвана под мышками, свободно висит на худом теле.
Увидев чужого человека, да еще при оружии, он не испугался, только растянул губы в усмешке и вытер рукавом рот.
— Дядь, дай монетку.
— Что, так сильно нужна?
— Ага. Дай, а?
— Ну, лови…
Медная монета полетела, вращаясь, в подставленную ладонь и исчезла в мгновение ока. Пацан сунул ее в карман штанов и вытер нос.
— Благодарствуйте, дядь.
Я подмигнул ему и пошел дальше. За спиной внезапно раздался скрежет железа и скрип тетивы. Стремительно развернувшись, увидел, что пацан стоит во весь рост и в руках с трудом держит… арбалет. Глаза прищурены, лицо сосредоточено. Я с силой швырнул в него висящий за левым плечом мешок, а сам отлетел в сторону. Зазвенела тетива из воловьих жил, болт сорвался с желобка и полетел туда, где еще миг назад была моя голова. Мальчишка бросил арбалет и кинулся наутек, но успел пробежать полтора десятка метров. Сильный удар ногой подсек его и швырнул в траву.
— Щенок!
Мальчишка сразу захныкал, размазывая редкие слезы по грязным щекам, свернулся в клубок, зло поглядывая снизу.
— Вставай, гаденыш! Ну? — Я ухватил его за длинные волосы и рванул вверх.
— Ай! Дяденька-а… не бейте меня! Меня заставили-и… Он повис на руке, отворачивая лицо. Я хорошенько тряхнул его и рявкнул:
— Кто?
— Кто? — Звук затрещины совпал с новым ревом.
— Не… не знаю.
Врет, сволочь.
— Не… не знаю.
Врет, сволочь. Если бы заставили первый раз, то трясся как листок на ветру и прицельно не выстрелил, а так метил прямо в лицо. Расчет абсолютно верный, кто заподозрит мальца в злом умысле? Да никто. И я, осел, тоже не заподозрил. Благо реакция не подвела. Сколько же он успел уложить таким образом?
— Заткнись! — Еще одна затрещина. — Скажешь, кто тебя послал, оставлю жить, а нет — язык отрежу и голову оторву.
Пацан перестал вертеться, побледнел, штаны намокли. Мой голос действует посильнее любых убеждений.
— Ну? Кто они и где? — Вместо вопроса вышло рычание.
Он умоляюще глядел снизу вверх, губы задрожали сильнее, кажется, еще и в штаны наложил. Вот теперь по-настоящему испугался.
— Я… я… они сказали… думали, что здесь не пойдете, а… вы тут пошли. А они там ждут, а мне… сказали, чтобы сидел и ждал…
— Сколько их?
— Не знаю… видел двоих.
Так! Другая дорога — это метров триста отсюда. Те, кто поставил здесь пацана, сообразят, что ошиблись, и поспешат сюда. Ну что ж, дождемся гостей.
— Дяденька, дяденька, не убивайте, мне страшно.
Ну еще бы, страшно ему. А отпусти — удерет к своим и предупредит. Дать по шее — очухается, подберет арбалет и станет дальше стрелять в спину тем, кто имел глупость повернуться к этому ангелочку тылом. Привык к крови, лет через пять уже сам уйдет в лес, ибо больше ничего не умеет. А добывать деньги таким образом гораздо легче, чем горбатиться в поле или сидеть в темной комнатке над заказом.
— Давно здесь промышляете?
— Не… не очень. — Он, кажется, успокоился, мол, если сразу не прибил, то теперь и подавно не трону.
Но он ошибся. Убивать действительно в мои планы не входило, а вот наказать… Я заткнул ему рот тряпкой, вытянул правую руку в сторону и сильно ударил по локтю. Треснула кость. Удар по затылку погрузил пацана в беспамятство на час.