Общее население Тампля, от братьев Ордена до скотников и золотарей, составляло чуть более тысячи человек, Филипп взял крепость силами четырех сотен военных, которым было настрого указано: под стражу должны быть взяты все. Все, за исключением нескольких госпитальеров — рыцарей-иоаннитов следовало вежливо попросить переждать бурную ночь в церкви, а затем с миром отпустить в их командорство, расположенное в городе.
Главным врагом нападавших была ночная тьма — факелов не хватало, при нараставшей суматохе могли возникнуть стычки между отдельными отрядами, не опознавшими своих. Ногарэ, запоздало сообразивший ввести хоть какой-нибудь отличительный знак, передал через вестовых приказ — всем повязать белые шарфы или повязки на руку, — но где взять ткань? Потому единственным отличительным знаком пока оставался возглас «Vive le Roi!», действовавший безотказно.
Пробиться к башне Цезаря, отстоявшей от донжона Тампль на полкилометра, оказалось сложнее, чем казалось изначально. Спас проснувшийся в Иване «сержантский инстинкт» — Жан де Партене во всей красе показал, на что способен. Такими и должны быть командиры среднего звена — отчаянно-смелыми, умеренно-рассудительными и наглыми как танк.
Но было и что-то другое. Пришедшее извне, человеку обыкновенному не присущее.
Потустороннее.
…- Вы что, мать вашу, творите?! — взревел мессир де Партене, ткнув факелом в морду бородатому бургундцу, тот едва успел отшатнуться. — На виселицу захотели, скоты?!
Сцена на углу одной из внутренних улочек Тампля была до смешного будничной: четыре телеги, нагруженные бочками и готовые к отправке поутру, верные слуги герцога Юга, решившие проверить, что внутри, выбившие деревянную пробку и обнаружившие неиссякаемый источник живительной влаги… Почему бы не причаститься? Вино у тамплиеров преотличное!
Соображения Вани понятны: эти засранцы скоро напричащаются так, что по обычному солдатскому веселью и по ребячьей игривости что-нибудь непременно подпалят. Так красивее, да вон у тамплиерской винокурни через дом крыша соломенная — так займется, любо-дорого посмотреть!.. Зачем, спрашивается, королю эта дурацкая винокурня?
Бородач вытер рот ладонью и уставился на Ивана угрожающе. У бесцеремонного мирянина за спиной десяток, но и бургундцев столько же. Эти без доспехов, а у нас кольчуги. Мы при кондотте герцога, а они кто такие? Так или иначе все грехи спишутся!..
— Хорошо подумал? — ощерился Иван, и Славик в очередной раз увидел превращение хорошо знакомого человека в подобие демона: лицо меняется настолько, что Ваню не узнать, в глазах пульсирует темное синеватое пламя, вены на шее вздулись. — Ударь. Чего ждешь? Ну? Давай!
Бургундец медленно потянул меч из ножен, но вдруг хлопнул ладонью по эфесу, загнав клинок обратно. Увидел то же, что и Славик — этот не просто убьет не задумываясь, но еще поначалу выпустит кишки, наступит на них сапогом, разорвет и заставит жрать собственное дерьмо. У него взгляд чудовища, не человека. И наводящая дрожь полуулыбка беса, готового утащить в ад грешную душу.
Страшно.
Иван очень-очень медленно достал из ножен дагу, шагнул к загипнотизированному бургундцу и мгновенным движением всадил узкое лезвие под челюсть, снизу вверх. Так, что острие наверняка показалось бы из затылка, не будь он скрыт шлемом.
Выдернул, стряхнул кровь. Низким басом сказал остальным:
— Это был грабеж. Приказ карать не сходя с места. Еще кто-нибудь желает?.. Прочь с дороги, мразь!
Славик аж позабыл, как дышать — в самом буквальном смысле. Глубокий вдох сделал, только когда грузный бургундец повалился наземь. На каменную плиту мостовой потекла кровь, багрово-черная в факельном свете.
Иван вернул себе привычное обличье без затруднений, будто маску поменял.
Склонив голову, глянул на Славика.
— Неужто осуждаешь?
— Н-нет… Ну то есть… Ты был какой-то… Не знаю!
— А откуда ты знаешь, когда я настоящий? Мессиры! Не станем задерживаться!
Братья-миряне, немногословные, одетые в черное и кажущиеся обманчиво-невозмутимыми, верные последователи брата Герарда Кларенского, восприняли случившееся как нечто само собой разумеющееся — ни единой эмоции на лицах. Да, мародер. Да, Жан де Партене был в полном своем праве его покарать. Тем более что дано благословение Святой Церкви — благословение не на убийство, конечно, а на поддержание благочиния, достигать коего следует и любыми средствами, если увещевания и вразумление не действуют.
Один только Славик был напуган до дрожи — что означали слова Ивана: «Откуда ты знаешь, когда я настоящий»?
Философствовать и рефлексировать времени нет — еще один поворот и вот она, башня Цезаря, смахивающая на огромный прямоугольный брусок с острой пирамидкой на вершине. Перед входом в башню изрядное количество лотарингских арбалетчиков и рыцарей герцога, порядок неукоснительный — люди графа де Мец куда лучше дисциплинированы и организованы апашей из Бургони, сказывается близость фландрской границы и постоянная угроза войны.
— Жан де Партене, брат-мирянин сообщества Головы Иоанна-Крестителя, — вот оказывается, как именуют добровольных помощников Священного Трибунала! Иван развернул перед лотарингским капитаном пергамент. — Именем короля и Святой Церкви! Я обязан пройти в донжон Цезаря!
Что такое инквизиция и каковы полномочия Трибунала капитан знал непонаслышке — особенно в свете подробных инструкций, полученных перед взятием Тампля: приоритет в любых действиях отдается братьям-проповедникам святого Доминика и их поспешникам. Тамплиеры преступили не столько законы мирские, сколько Божеские, потому расследование ведет Sanctum Officium.
— Есть ли в башне посторонние? — настойчиво спрашивал мессир де Партене. — Отлично. Куда отвели схваченных? Оставили здесь? Сколько их? Всего пятеро? Так-так… Проведите к ним немедля.
Мотивы, которыми руководствовался Ваня, были предельно ясны: один из арестованных братьев-рыцарей, стоявших на ночной страже, владел ключами сокровищницы. Просто так в кладовые не попадешь, храмовники обустраивали их со всей доступной эпохе хитроумностью и безмерным тщанием, богатства Храма должны быть надежно защищены. Если орденский казначей упрется и не пожелает рассказать, как проникнуть в хранилища, придется…
Верно, придется казначея расколоть. Любыми, пусть даже самыми жесткими методами. Причем незамедлительно, пока сир наш король не осознал, какое именно богатство оказалось в его власти.
И какие выгоды можно отсюда извлечь.
Нет-нет, речь не идет о банальностях — сундуки с золотом, драгоценности, рубины-изумруды… Побрякушки, бесспорно, отойдут Филиппу. Пусть подавится.
Бумаги. Прежде всего бумаги.
Бумаги, дающие власть над протратившимися графами, над залезшими в непомерные долги купцами, дарственные на земли, оформленные на подставных лиц завещания донатов Ордена Храма, торговые секреты…
Думаете, в XXI веке средневековые пергаменты не имеют никакой цены?
…- Ошибаетесь, — вслух сказал Иван по-русски. Хлопнул Славика ладонью по плечу. — Дружище, никакому капитану Флинту даже не снились те сокровища, которые мы сейчас увидим. Топай за мной.
* * *К рассвету, когда на башне Тампль спустили черно-белое знамя Ордена, подняв взамен синий королевский штандарт, открылись пренеприятные обстоятельства, о которых незамедлительно доложили Филиппу и отцам-инквизиторам.
Во-первых, бесследно исчезли трое высокопоставленных членов орденского капитула — командоры Франции и Прованса, а также командор Оверни Умбер Блан.