Иван размышлял вслух:
— Ты не думай, я знаю о чужих формах жизни ровно столько, сколько позволяет каталог, составленный аргусами за последние лет пятьдесят, — настоящие крупные «прорывы», к счастью, происходят редко, а зверье или уничтожают, не оставляя следов, или сами животные пытаются избежать контакта с человеком и гибнут незнамо где и как. Доставшиеся исследователям образцы интереса не представляют хотя бы потому, что для серьезного изучения нужна аппаратура, какую и мсье Жоффр приобрести не способен. При всех его связях и деньгах.
— Настолько серьезно? — нахмурился Славик.
— Представь себе молекулу гемоглобина, основанную не на железе, как у нас, и не меди, как у осьминогов, а на титане. Круто, согласись? И никто не может понять, как это получается! Какую-то тварь серьезно ранили в Милане несколько лет назад, успели забрать образцы крови… В каких природных условиях должен обитать зверь, чтобы переносящий кислород тканям агент оказался титаном?
— Лучше не представлять.
— У меня по этому поводу есть собственное мнение, никем не подтвержденное. Существа, принадлежащие «альтернативным ветвям», выжить в наших условиях не способны. Протянут несколько дней, недель, ну месяцев — и каюк. Правда, что они натворят за это время, совсем другой вопрос. Жрать-то хочется, верно? Чужеродная среда, непривычная пища, иные природные условия. Сила тяготения и уровень солнечной радиации, наконец! Каким бы крепким и совершенным не был организм, все равно сдохнет!
— Выходит, не всё так плохо, как я думал?
— Понятия не имею. Теории, догадки. Ничего конкретного, подтвержденного твердым знанием. Неидентифицированных Дверей очень мало, далеко не каждая активна. Информации мизер. Хочешь чистую правду?
— Давай.
— Жоффр с компаньонами неидентифицированных Дверей в глаза не видывали. Все подконтрольные им «червоточины» — самые обыкновенные. А очень хочется глянуть — что же там такое, за гранью? Поэтому у меня теперь открытый счет и наилучшая техническая поддержка со стороны мсье Доминика. Единственная возможность посмотреть на другой мир…
— Ах, вот оно что? — Славик остановился и полез в карман за сигаретами. Продолжил возмущенно: — Никакой реальной помощи, значит? Меня вы только используете, в качестве средства доступа к редкой и способной принести большую прибыль загадке?
— Не кипятись. Да, используем. Точно так же, как ты будешь использовать полученную с нашей помощью информацию или мои рабочие руки. Выясним, с чем имеем дело, — сумеем оградить тебя и твоих корешей из числа местных от больших неприятностей. Все довольны. Или я ошибаюсь?
— Значит, ничего личного, просто бизнес?
— Бизнес. И личное, куда без этого. Поверишь, что мне самому до смерти интересно посмотреть на дверь в Репино?
— Нету здесь никакого Репино.
— К словам придираешься? Значит, все-таки обиделся. Зря. Во-первых, никто не обязан помогать тебе просто так, ничего не получая взамен. Во-вторых, мы, кажется, занимаемся общим делом, или ты в одностороннем порядке аннулировал соглашения с Жоффром?
— Спятил?! Я бы сразу сказал! Договор есть договор!
— Не понимаю, отчего тогда возникает недоверие. Боишься, что обманут?
— Ну… Есть немного.
— Дружище, это не фондовая биржа и не финансовая пирамида наподобие «МММ». Детский сад! Ты до сих пор не понял, что играешь настолько по-крупному, что дух захватывает? И принят в игру потому, что судьба или генофонд угораздили тебя попасть в число хранителей Дверей? Министров во всем мире стократ больше, чем аргусов! Никто не станет наживаться на твоей неопытности. Резона нет.
Резона нет.
— Хорошо, — Славик недовольно сплюнул. Старые подозрения вновь обострились, не убедила и откровенность Ивана, честно признавшегося об одной из причин визита в Петербург. — Жоффр вроде обещал, что я останусь независимым аргусом?
— Автономным, — шепотом подсказал Иван и широко улыбнулся. — Никто не может быть независимым абсолютно. Никто. Ты, я, Жоффр, господин Алавер, твоя подруга. Не думаю, что ты справился бы с Дверью в гордом одиночестве, без помощи всех перечисленных людей. Равно и мы без тебя не сумеем многое сделать. Навязчивые подозрения и необоснованное чувство опасности называются известным словом — паранойя.
— Я давно поставил себе этот диагноз, — признался Славик. — В тот самый день, когда нашел Дверь в самой обыкновенной квартире.
— Ну-ка, глубоко вдохнул, попрыгал на месте, выбросил из головы всё лишнее, кроме дела, и пошел вперед! Ох не я был сержантом в твоем взводе!
— Да такие сержанты, как ты, — на вес золота!
— Серьезно? По мнению подчиненных, я всегда был законченной сволочью — в Иностранном легионе точно. Так надо.
— Знаю.
* * *По мнению Славика, это был откровенный перебор. Репутация погибла окончательно.
Квартира Славика после донельзя скверной истории с Гончаровым среди жильцов и так слыла неблагонадежной. Причем об этом втихую переговаривались не только соседи по парадной, но и по двору. Старый питерский двор, знаете ли, не меньший змеюшник, чем закрытое учреждение, на виду любое происшествие, выходящее за рамки обыденности.