* * *…- Безусловно, мессир де Марсиньи, это чудовищное дело будет доведено до сведения его высокопреподобия Гийома де Вэра, епископа и нунция святейшего папы, — настоятель монастыря, приняв от капитана арестованных, кои немедля были препровождены молчаливыми братьями в подвал, и подписал пергамент, по которому инквизиция официально принимала от службы городского прево дело об убийствах на улице Боннель. — Епископ де Вэр сам займется расследованием. Благодарю вас за помощь, капитан. Идите, и да хранит вас Господь. А этой де Бевер и ее сообщником немедленно займутся наши дознаватели. Не откладывая…
Пожилой священник быстро отмахнул в сторону Марсиньи и обоих Гуго крестное знамение и повернулся к столу, ясно давая понять, что господа королевские сержанты здесь уже лишние.
— Бевер, Бевер… — ворчал под нос Марсиньи, распутывая поводья лошади, прикрученные к коновязи на монастырском дворе. — Что я упустил? Иисусе! Гуго!?
— Что? — в один голос ответили де Кастро и де ла Сель.
— Как звали храмовника, управлявшего телегой с сеном? Он назвался, это я помню точно!
— Фюстель де Бевер, — уверенно ответил Гуго-первый. — Ох незадача, мессир де Марсиньи! Имя такое же, как у одержимого с улицы Боннель!
— То-то и оно, — покачал головой капитан. — Ладно, пусть инквизиция мается. Но я все равно хочу поставить точку в этом деле. Господа! Оба марш к воротам. Узнайте, куда направился воз, что указано в подорожной, если таковая была предъявлена. У сумасшедшего мог быть сообщник, и я не верю, что живущий при Тампле родственник Бевера не навещал дом убийцы. Если, правда, это действительно родственник.
— Рыцари Храма неподсудны мирскому суду, — напомнил де Кастро.
— Знаю, — отмахнулся капитан Марсиньи. — Найдете меня в резиденции мессира Плуабуша. Я обязан доложить о случившемся городскому прево.
Марсиньи пустил лошадь рысью и, выехав на берег реки, отправился мимо громады Консьержери в сторону Гран-Шатле.
Начинает светать, а значит, прево уже мог подняться ото сна.
Глава седьмая
Городок и его обитатели
1307 год по РХ, 8 октябряПариж, королевство ФранцияСлавный город Париж проснулся давным-давно, еще до рассвета. Дождь, непрерывно моросивший три последние седмицы, внезапно прекратился минувшим вечером, смертно надоевшие низкие тучи уползли на восток, ясной ночью подморозило — лужи покрылись ледком, истоптанная глина на окраинных улицах замерзла, а значит, грязи в городе станет поменьше. Зима близко.
В ослепительных лучах восходящего солнца столица королевства Французского выглядела почти празднично. Красная черепица под белесо-голубым небом, шпили церквей, могучие крепостные башни светлого камня. Над Сеной разносился колокольный звон — отбивали Час третий, призывая монахов и благочестивых прихожан собраться к утрене. Сотни вертикально поднимающихся над городом дымков давали понять знатокам примет: хорошая погода установилась надолго, и если Господь смилостивится, ожидать возвращения дождей не следует.
Всадники — двое хорошо одетых дворян в сопровождении мессира в синей с лилиями тунике королевского сержанта — вошли в Париж через ворота Сен-Жермен, прибыв по Дурдэнской дороге с юго-запада, со стороны Волантена и Версаля. Пошлину за въезд в размере сорока восьми денье уплатили только дворяне, господин сержант оказался постоянным жителем столицы, состоявшем на службе у городского прево.
Троица направилась влево, вдоль городской стены, упиравшейся в реку как раз напротив Луврского замка, стоявшего на противоположном берегу. Ориентиром служила высоченная Нельская башня, сложное инженерное сооружение с двумя полубастионами и внутренним двором, получившая название благодаря расположенному рядом дворцу графа Амори де Неля, растянувшемуся на половину квартала.
— Район окраинный, но жилье здесь безумно дорогое, — сказал на неизвестном ни одному из парижан языке высокий мессир, восседавший на соловом фландрском коне. — Поселимся в отеле Сен-Дени, возле аббатства августинцев, отличное местечко. Рядом небольшой сад, до реки два шага, мост, ведущий в Ситэ, неподалеку. Мессир де Кастро выбрал самые удобные комнаты, второй этаж, вход через отдельную лестницу. Теперь остается разобраться с прислугой.
— А без прислуги никак? — жалобно сказал второй дворянин со светлой бородкой, перехватив невозмутимый взгляд сержанта, заслышавшего свое имя. — Может, необязательно?
— Обязательно. Готовить, стирать и прибираться ты сам будешь? По чину не положено. Мы люди благородные, богатые и утруждать себя плебейскими заботами права не имеем, — высокий повернулся к мессиру сержанту и бойко заговорил на среднефранцузском: — Гуго, нужен хороший повар, желательно итальянец, и какая-нибудь вдовушка в возрасте, которой придется смотреть за домом. Желательно не болтливая.
— Поищу, — согласился де Кастро. — К завтрашнему дню, сегодня вам придется питаться от монастырского стола, за небольшую плату августинцы пустят вас в трапезную — сейчас поговорю с келарем, старик не откажет. Разместитесь самостоятельно, я сразу поеду к господину капитану: опоздали, а Марсиньи отпустил меня всего на сутки…
Отель Сен-Дени — несколько зданий, стоявших впритирку друг к другу и примыкавших с южной стороны к храму, принадлежал монахам. Славик уже знал, что слово «отель» в нынешние времена обозначает не привычную гостиницу, а чью-либо резиденцию или просто недвижимое имущество дворянина, купца или Ордена, именуясь по фамилии владельца.
Августинцы разместили в отеле странноприимный дом приют, пивоварню и конюшни, в самом лучшем здании — два этажа из камня, сверху деревянная мансарда — помещения сдавались обеспеченным гостям Парижа, которые не могли остановиться у родственников или друзей. Плата солидная, пять денье в день и еще два за конюшню, то есть немногим меньше полного ливра в месяц. Однако лучше переплатить и жить с удобствами, чем ютиться в съемных каморках на правом берегу.
В обширном дворе Сен-Дени новоприбывших встретил дюжий святой брат — один из помощников отца-келаря, здешнего завхоза. Сразу опознал мессира де Кастро, с которым договаривался о комнатах, оценил добротную дорожную одежду гостей и клинки на поясах. Сразу понял — люди солидные, при деньгах. Впрочем, за голытьбу господин сержант не стал бы просить. Кликнул конюха и мальчишку из служек — разместить лошадей и перенести вещи наверх.
Внушительно выглядевший и гладко выбритый мессир назвался Жаном де Партене, что могло указывать на отдаленное родство с Орлеанским домом, в чьих владениях Партене и располагалось. Второй оказался иностранцем, из Афинского герцогства — ромей? Какая в сущности разница, Париж ныне больше похож на Вавилон после столпотворения, кого только не встретишь — от кастильцев и шведов до выходцев из Ломбардии, Британии или Саксонии.
— Насекомых в комнатах нет? — высокомерно осведомился шевалье де Партене.
— Как можно, сударь, — помощник келаря закатил глаза. — Тюфяки выбиваются, по углам полынь разложена. Отроду кровопийц не было, у нас покои для благородного сословия. Хоть одного клопа увидите, верну плату! Надолго собираетесь остановиться?
— Тебе-то что за разница? Как пожелается.
Монах вздохнул. Видно, что характер у нового постояльца скверный и тяжелый, таким вечно не угодишь. Вот грек — молчит и только глазами хлопает.
— Lingua latina dictate tu? — вежливо осведомился августинец у белобрысого ромея. Будь он из Афин или Фессалоник, но латынь знать должен.
Тот излишне смущенно промямлил, да мол, ego latina dictate est, но совсем немного.