Слабо разбирающийся в профессиональной терминологии Грау Славик несколько раз слышал от Ивана понятие «окно», но вникнуть в смысл не удосуживался — посчитал, что это обычный способ перехода из времени объективного во время субъективное, шагнул за порог Двери и ты на месте. Но, как выяснилось, дело обстояло куда сложнее.
Каждая из стандартных Дверей создает «червоточину» строго фиксированной протяженности — в случае с квартирой на Мойке разрыв во времени составлял тысячу сто сорок семь лет, пять месяцев, четырнадцать дней и около пяти часов. Дверь в Нотр-Дам де Шанз — семьсот шесть лет с небольшим, в Сен-Клу — девятьсот двадцать три года. У каждой «прорехи» есть свой график «слепых периодов» и «замыканий». Одновременно контролируя несколько Дверей в одном регионе, можно вычислить оптимальный маршрут заброски в интересующую эпоху — не обязательно ждать несколько лет, чтобы очутиться именно в 1307 году, а не десятилетием раньше или полугодом позже, когда все значимые события уже произойдут.
— Представь, что ты хочешь посмотреть на коронацию императора Карла Великого Папой Львом Третьим, — объяснял Иван Славику. — Восьмисотый год по Рождеству, декабрь месяц. Но Дверь — это не машина времени, доставить тебя в нужную точку временного потока она не в состоянии: терминала управления нету и создать его невозможно, потому работать приходится с тем, что под рукой. Наша корпорация контролирует семь «червоточин» в радиусе ближайших пятисот километров, ведущих как в относительно недавнее прошлое наподобие первого десятилетия шестнадцатого века, так и в античную древность — римское владычество над Галлией. Протяженность разрывов вычислена точно, практически до часов. Совмещение переходов через несколько Дверей, с учетом «замыканий», и называется «окном» — отсюда мы прыгаем во времена императора Траяна, там быстренько перебираемся к Двери в Дурокорторуме-Реймсе, оказываемся в наполеоновской эпохе, едем в Компьень, чтобы совершить скачок на шестьсот двадцать лет назад… Словом, при удачном стечении обстоятельств и после полудюжины точно просчитанных переходов мы оказываемся в искомом восьмисотом году. Обратно — тем же способом, дождавшись, когда конфигурация «окна» выстроится зеркально.
— Удачное стечение обстоятельств? — подозрительно нахмурился Славик. — Значит, неудачное также возможно?
— Еще как! От нападения разбойников до нелепых случайностей — попадешься римскому патрулю, который примет за дезертира. С лошади упадешь и расшибешься насмерть. Утонешь при переправе… Для предотвращения такого рода инцидентов и существуют мобильные оперативные группы, обеспечивающие прохождение медиаторов через «окна», — эти ребята многим рискуют, но дело свое знают. Технология отшлифована. Нам повезло, «окно» в нужном направлении задействует всего три Двери: здешнюю, затем в Суассоне и опять в Сен-Клу. Остаемся в исторической реальности на два с лишним месяца, проводим операцию, а потом назад — героями…
— Просто было на бумаге, — покачал головой Славик.
— Никто не обещает, что будет просто. Переход туда-обратно как раз безопасен, схема прикрытия разработана идеально и не раз опробована во время предыдущих забросок. Основную угрозу несет та сторона. Влипнешь — не выберешься. Потому на твои всхлипы я внимания не обращаю и впредь буду гонять в хвост и в гриву. Посмотри на Алёну, она справляется стократ лучше!.. У тебя хоть капля самолюбия осталась? Нехорошо уступать даме по девяти пунктам из десяти!..
Визит в Лихтенштейн ожиданий не оправдал — Славик предполагал расспросить старого барона о некоторых доселе не решенных загадках, касающихся полученного наследства, но Фальц-Фейн был сдержан: прохлада, с которой он принял гостей, свидетельствовала, что старинный приятель Людочки не одобряет сотрудничества Славика с Жоффром и его организацией.
Это был очень пожилой человек с тонкой бледной кожей, зачесанными назад седыми волосами и усталым взглядом. По обширной палате госпиталя «Вальмон-Жинолье» барон передвигался в инвалидной коляске с электромотором, но когда лечащий врач допустил к нему визитеров, встал, чтобы пожать руки. По-русски Фальц-Фейн говорил с легким акцентом, грамотно, без присущих большинству эмигрантов первой волны ошибок. Предложил устроиться на застекленной террасе — там есть плетеные кресла и столик, в палате разговаривать неудобно.
— Да, Вячеслав Михайлович, Люда окончательно сделала выбор в вашу пользу больше пяти лет назад, — подтвердил барон, отвечая на первый и главный вопрос Славика. — Поиск преемника всегда тяжек, далеко не каждый обладает необходимыми качествами… Какими? Разве ваши новые друзья в Париже не объяснили?
— Мне никто ничего не объяснял с самого начала, — сердито ответил Славик. Ирония Фальц-Фейна была ему неприятна. — Мадам Кейлин оставила мне квартиру, Дверь, ключ к ней — и с тем почила, позабыв написать хотя бы записку в пять строк: что это за аномалия и как с ней обращаться. Пока мои друзья случайно не вышли на сеть RGT и не попросили о помощи в катастрофической ситуации — никто из вас, коллег-аргусов, обо мне даже не вспомнил!
— Серьезный просчет, — согласно прикрыл веки Фальц-Фейн. — Людмила была обязана посвятить вас в подробности, но или не успела, или произошла техническая накладка — письмо или файл вы не получили. Когда господин Гончаров в последний раз разговаривал со мной по телефону — за день до своей смерти, — он выражал глубокое недоумение такой оплошностью… Однако это не причина для сознательной утери собственной независимости как аргуса и партнерства с Грау.
— Доминик Жоффр Гончарова не убивал, — сказал Славик. — Это информация из проверенного источника.
— Я знаю, — махнул рукой барон. — Он не сторонник насилия. Однако существуют другие силы, находящиеся по одну сторону баррикад с Жоффром, этого достаточно. Вы убеждены, что ваше партнерство необходимо?
— На данном этапе — да.
— Не существует никакого «данного этапа». Утратив свободу принятия решений единожды, вы всю оставшуюся жизнь будете в той или иной степени зависимы от людей, создавших для вас иллюзию безопасности, защиты и сплоченного коллектива. Нет-нет, не беспокойтесь, вас не выгонят и не застрелят — если, конечно, вы не натворите чего-нибудь исключительно гнусного! — аргусы персонал ценный. Но вы всегда останетесь ведомым.
— Поступи я на службу к вам, сложилось бы иначе?
— На службу? Ох, молодой человек, вы меня позабавили от души! Ни я, ни мои компаньоны не занимаемся наймом и созданием рабочих мест для аргусов! Мы — клуб по интересам, где каждый отвечает сам за себя и по возможности помогает другим, если помощь необходима! Не более.
— В том числе помогаете друг другу в войнах с Грау?
— О каких войнах вы говорите? — барон поморщился. — Оперируете терминологией низкопробной беллетристики, Вячеслав? Частные конфликты обычно улаживаются путем джентльменских соглашений, а более серьезные инциденты редки — их приходится ликвидировать совместными усилиями, никому не нужна огласка… Смерть господина Гончарова относится к последним: убийство аргуса это не шуточки, каждый может оказаться на его месте. Потому я, мсье Жоффр, господин Кински из Вены, глава испанских Грау Альваро Робида и многие другие заинтересованные лица хотят поскорее добраться до истины: кто и зачем это сделал?
— Вы должны знать о предстоящей акции Жоффра. Взаимосвязь?
— Да, разумеется, знаю в общих чертах. Он привлек большие силы и надеется сорвать изрядный куш.