Когда легкие начали гореть от недостатка воздуха, лопата провалилась в пустоту. Мбома едва удержал ее. Свежий воздух ударил по горлу, вызвав мгновенную эйфорию. Каждый глоток отдавал наслаждением.
С трудом перебирая конечностями, вывалился Мбома из песчаной норы. Солнце скрылось, и по пустыне бежали длинные волнистые тени. В плену у песка он провел почти полдня.
Еще полночи он откапывал палатку. Без нее в пустыне далеко не уйти. Мышцы гудели от напряжения и слушались плохо, но все же к рассвету зул смог вызволить скарб и отправиться далее.
Поэт
Костер яростно плевался искрами в окружающую ночь, и Костуку казалось, что делает он это в такт бубну, что разносит мощный голос над степью. Пел бубен в руках верховного мага орды Ими. Позванивали колокольцы на ободе, глухо гудела кожа. Фигура верховного мага в отсветах багрового пламени казалась то огромной, то совсем крошечной. Лицо верховного покрывает маска, тело его разрисовано, как и положено при обращении к Силе. Точно так же разукрашен и Костук, и еще двое магов — все участники церемонии. Сегодня, именно сегодня необходимо выяснить, кто из них четверых отправится в Храм Творца, молить его о милости для народа Ими, о благодати Дара. Раз в тридцать два года, в начале Цикла, слышит Творец просьбы, вознесенные из Храма, и отвечает им, забирая, правда, при этом жизнь взывающего. Почти всегда.
Верховный прервал танец, резко вскрикнул, подняв руки. Синее пламя Дара над его головой вытянулось острым копьем, направленным в небеса. Костук не знал, как ведет себя в этот момент его Дар, но подозревал, что точно так же. Голову неприятно покалывало, по затылку бегали мурашки размером с крупных жуков.
«Хейя!» — истошный вопль взвился над степью. Испуганная ночь шарахнулась прочь. Пламя костра зашипело и скачком выросло.
Костук вздохнул и медленно направился к верховному.
Костук вздохнул и медленно направился к верховному. У того в руке, как и положено, из ниоткуда возникли четыре коротких палочки. У одной из них срез заточен. Кому достанется эта палочка, и отправится на юг, для беседы с Творцом.
Первым к раздаче жребиев успел Томзак, самый молодой из магов орды. Судя по тому, на что он способен сейчас, в будущем этот орк сможет стать великим чародеем.
Томзак склонил голову, и свободная рука верховного легла ему на макушку. Глаза главного мага Ими оставались закрыты. Может именно ему, Магу, Отбросившему Имя, придется уйти. Может быть. Имя маг теряет, становясь верховным. Принимая звание, он становится как бы самим государством, его олицетворением пред ликом хана, и слово его значит порою гораздо больше, чем мнение правителя. Ранее такой обычай существовал во всех орочьих государствах, но затем о нем потихоньку забыли, и остался он лишь в орде Ими.
Томзак потащил палочку дрожащей рукой. Чего?чего, а самообладания молодому магу пока недостает. Увидев, что ему выпал пустой жребий, он с облегчением вздохнул. По лицу его стекали крупные капли пота, блестя в свете костра.
Место Томзака занял Аклан. Даже во тьме Костук различил, как ходят желваки по лицу старика. Шутка ли, Аклану уже семьдесят! Это при среднем сроке жизни меж степняков в пятьдесят лет.
Аклану достался прутик без метки. Осознав это, Костук ощутил, как откуда?то из желудка поднимается холодная волна страха. Он не хочет, он совсем не желает уходить из родной степи, пусть даже в гости к Творцу. Но отступать поздно. Тот, кому выпал в жизни жребий мага, должен быть готов к тому, что его желания часто не будут значить ничего.
Костук встал на колени. В кожу впились острые камушки. От тяжелой и горячей руки, что легла на голову, пахло потом и еще — ковылем. Верховный смотрел на Костука сквозь закрытые веки, смотрел с улыбкой. А в руке его оставалось всего две палочки. Кукую из них выбрать? Какую!?
Костук нервно сглотнул, поднял руку, решившись. Палочки выглядят совершенно одинаково, и ни за что не догадаешься, какая — меченая. И рука застыла на полпути, нерешительно покачиваясь. Во рту пересохло, а холод из живота достиг сердца.
Пришлось разозлиться на себя: маг он, или нет? Нервно облизав губы, Костук ухватился за левую палочку. Судорожно вырвал из ладони верховного, удивляясь гладкости жребия. Сквозь зубы вылетел полувсхлип?полустон: нижний конец вытащенной палочки напоминал рогатину. Маленькое острие равнодушно смотрело на мага.
Холод из тела исчез, зато в голове словно развели огонь. За глазами стало горячо, череп налился тяжестью. Костук с трудом поднялся, швырнул проклятую палочку, как положено, в костер. Пламя дернулось, словно подавилось подачкой, и гневно заревело.
На плечо легла рука. Понятно, его хотят утешить. Пришлось обернуться.
Трое магов орды стояли напротив, и сочувствие светилось в глазах, даже в глазах верховного, от которого Костук никак не ожидал проявления каких?либо чувств.
— Я молю о прощении, — сказал Отбросивший Имя и поклонился.
— Я молю о прощении, — надтреснутым эхом откликнулся Аклан.
— Я молю о прощении, — добавил Томзак, склоняя вихрастую голову.
Обряд должен продолжаться, что бы ни случилось, что бы ни происходило в душе у избранного. Но того, кто отправляется в неведомое, того, кто жертвует собой ради орды, нельзя провожать так, как орка, что едет в гости к соседу.