— Да, было, — словно эхо, отозвался маг. — Но мы победили, потому что бились, как единая дружина, а не как толпа. Даже Ратан, что крошил противника немного в стороне, делал это, помня о соратниках. Помнишь притчу про веник?
— А как же, — отозвался Леслав.
Робко и призрачно струился над горизонтом бледный зимний рассвет.
Глава 7.
Воевода
Утро занималось тяжелое, муторное. Бессонная ночь, да еще проведенная в бою, бодрости никому не прибавит. Позавтракали без аппетита, предварительно оттащив трупы нападавших в сторону. Затем Хорт отправился собирать уцелевшие стрелы, а Ратан занялся клинками. Точильный камень всегда при нем, и вскоре мерное вжиканье огласило лес, заставив задержавшиеся ночные мороки окончательно исчезнуть.
Леслав подсел к Ратану, уставился на мерно снующий камень в руках воина. Ратан, не отрываясь от дела, спросил юношу:
— Что, нравится?
— Ага, — мечтательно вздохнул ученик мага, и в этом вздохе явственно ощущалось, что ему всего двадцать лет, когда гораздо чаще мечтают о боевых подвигах, чем о славе мага. Леслав — не исключение. Наверняка, снится по ночам, как во главе победоносных воинств входит в Эмайн Маху или в одиночку сражает дракона.
Улыбнувшись про себя, Ратан сказал:
— Брось, не мечтай. Не твое это дело, — металл звучал в голосе воина, такой же, как и в клинке, что стонал, как женщина, под умелыми пальцами.
— Почему? — почти выкрикнул Леслав. Брови его сошлись домиком, лицо посуровело.
— Потому, — ответил Ратан просто. — Потому что твой Дар иной — Дар мага, и все тут. Ничего не поделаешь.
— Разве носитель Дара не может заниматься чем?либо другим? — юноша шмыгнул носом, напрягся в ожидании ответа.
— Нет. Дар — не благословение, как считают многие, — полынная горечь звучала в голосе Ратана. — Вернее, не только благословение, но и проклятие. Да, обладающий Даром всегда лучший в том деле, для которого предназначен. Если это воин, то, непременно — лучший боец, если маг, то могучий повелитель стихий, правитель — достойнейший из сидящих на троне. Но носитель Дара лишен главного права человека, права выбора. Он должен быть тем, кем должен. И не может отказаться.
— Как так? Если я, например, откажусь быть магом и уйду в воины, что со мной будет? — щеки Леслава разрумянились, глаза горели.
— Дар накажет тебя. Вероятнее всего, вскоре после отказа идти нужным путем ты просто заболеешь и умрешь, — вжиканье оборвалось. Ратан отложил наточенный меч, взялся за другой. — Неужто учитель не рассказывал тебе о судьбе отступников?
— Нет, — тихо сказал Родомист, которого Ратан почувствовал за спиной уже давно, но не стал ничего говорить. — О таких вещах магам рассказывают только после совершеннолетия, после тридцати двух лет.
Подошел Хорт, прислушался с интересом:
— Учитель, это правда? — Леслав почти кричал, лицо было испуганное, как у зайчонка. Боль звучала в его голосе, страдание разумного существа, переживающего крушение ложного, но давно лелеемого, родного идеала.
— Правда, — слова упали на юношу, точно молот кузнеца. Родомист успокаивающее положил руку ему на плечо. — Это очень больно слышать, но все так. Носителям врожденного Дара с самого детства внушают, что они избранные, особенные, лучшие.
Носителям врожденного Дара с самого детства внушают, что они избранные, особенные, лучшие. Внушают, и правильно делают. Они необычны, как необычен человек с тремя руками, он может больше, чем двурукий, но отказаться от своего преимущества, или уродства, он не в силах, а иногда третья рука просто мешает.
— Вот как? — Леслав сгорбился, глаза его потухли. — Я урод, да?
— Нет, это не так, — сказал Ратан, вставая. — Ты просто другой, не такой, как обычные люди. Это не повод для горя и стонов, это не предлог для гордости, — воин потянулся так, что хрустнули суставы. — Не обижайся на судьбу, и ты сможешь многое сделать для себя и для других.
Старик
Леслав держится молодцом, хотя видно, что открытие об ограниченности носителя Дара глубоко поразило его. Можно только догадываться, какая буря бушует у парня в сердце. Вся надежда на то, что он переживет, примет в себя эту боль, это знание и станет другим, станет крепче, как клинок, прошедший пламя и воду.
— Эгей, народ! — маг прокашлялся, прочистив горло. Пора отвлечь всех от мрачных дум. Вот они: нахмуренный Леслав, спокойный, как всегда, Ратан. Зевнув, обернулся и Хорт.
— Дело в том, соратники, что сегодня нам необходимо покинуть Темнолесье. Третью ночь в его пределах мы просто не переживем.
— Точно, — с отвращением процедил сквозь зубы Хорт, сплевывая на снег.
-: До границы тридцать пять верст, своих сил нам попросту не хватит. Пришло время прибегнуть к крайнему средству, к корню эфедры.
— Что это? — спросил Ратан. На мрачном лице Леслава появились некоторые признаки изумления.
— Возбуждающее средство. Оно даст нам силы и поможет выйти из Темного леса до темноты.
— Раз поможет, надо использовать, — Ратан решительно протянул руку.
— Но потом будет довольно плохо. Ничего не дается просто так, — маг говорил серьезно. — От эфедры может быть бессонница, судороги или тошнота.
— Лучше меня стошнит, чем я попадусь на ужин здешним ребятам, — сказал Хорт и протянул мозолистую ладонь.