Охотник
Едва умолкли голоса добровольных переводчиков, все заговорили разом. Хорт молчал. Смутные видения мелькали в голове, мешали сосредоточиться. Когда он вернулся к реальности, то обнаружил, что говорит островитянин, а Бран переводит:
— У нас, на Островах, считают, что Творец не знал точно, каким должен быть смертный и посему сотворил семь народов, а не один. И, дав нам вырасти и окрепнуть, создал Ночь Судьбы, дабы оценить, кто лучше, кто хуже. Почти две тысячи лет прошло к тому моменту от Творения — достаточный срок. Все мы разные, и среди нас выбирает Творец лучший народ, и не может выбрать. Но каждый выигравший наполняет чашу жребия своего Племени. Чья чаша окажется тяжелее к моменту гибели мира в шестнадцать тысяч триста восемьдесят четвертом году, тот народ и возродится в новом, лучшем мире.
Чья чаша окажется тяжелее к моменту гибели мира в шестнадцать тысяч триста восемьдесят четвертом году, тот народ и возродится в новом, лучшем мире.
Едва закончил Истарх, взял слово Мбома:
— Я не маг, и знаю мало. Но у нас болтают, что Ночь Судьбы…
— Так где же истина? — перебил Хорт.
— Истина в том, что нужно ложиться спать, — сказал Бран резко. — И что в свежую голову придут гораздо более ценные мысли, чем в сонную.
Купец
Ночь прошла, сменилась утром. Ожидание тянулось невыносимо. Мбома весь извелся, глядя, как медленно, немощным старцем, солнце передвигается по небосводу. Пытался заняться чем?либо, но состязания по стрельбе, которые затеял Бран, его не увлекли. Спать не получалось, вот и ходил бывший купец по острову, яростно пиная встречающиеся сучья.
Когда вернулся на поляну, то застал знакомую картину — пылающий костер и поджаривающиеся птичьи тушки. Запах тек ошеломительный, вызывая спазмы в желудке. Собранные плоды громоздились кучей, маня аппетитными розовыми боками.
Только Мбома собрался присесть, как земля зашаталась. Словно волна прошла по острову. Очертания мира на миг расплылись в глазах, Мбома принялся испуганно озираться — и увидел Храм,
Там, где совсем недавно шумела роща особенно высоких деревьев, теперь высилось здание настолько прекрасное, что у Мбома перехватило дух. Девятиступенчатая пирамида возносилась к небесам гордо и величественно. Нижний ярус чернел, подобно головешке, дальнейшие семь повторяли по цвету радугу, от фиолетового до красного, а самый верхний ярус сиял невозможной, неземной белизной.
Вокруг темнело, и чем темнее становилось небо, тем ярче светились стены Храма. Мбома силой усадили к костру, и даже жуя, он не мог оторвать глаз от нерукотворного строения.
После трапезы Бран сказал:
— Простимся!
— Зачем? — недоуменно спросил Мбома.
— Скоро зайдет солнце, откроются Врата, для каждого свои, и мы никогда более не увидимся.
Мбома пожал руку высокому альву, затем остальным. Когда ладонь его утонула в лапище Терика, земля содрогнулась еще раз. Вихрь промчался над деревьями, заставив листья зашептаться в ужасе.
— Нам пора, — сказал Бран, необычно серьезный и собранный.
Мбома взглянул на Храм. В монолитной ранее стене нижнего яруса появились двери. Шесть штук. Все разные, издалека видно.
— Идите в те Врата, что вам предназначены. Остальные вас не пропустят, — и владыка альвов первым двинулся к Храму.
Мбома шел последним. Его дверь, над которой ярко сиял герб империи — пальма, торчащая из бархана, оказалась с правого края. Окантовка деревянных створок была коричневой, а сами створки переливались желтизной. При приближении зула они мягко и беззвучно открылись. Мбома подскочил на месте, затем осторожно заглянул. Ничего не было видно. Тьма стояла за Вратами.
Он огляделся. Остальные путники уже зашли, лишь Хорт застыл в нерешительности. Мбома помахал ему рукой, и хоть на сердце отчаянно скребли кошки, решительно двинулся вперед.
На дрожащих ногах пересек высокий порог, и дверь тут же закрылась. В спину ударила волна воздуха, на зула пала непроглядная темень.
«Что же, все только начинается», — пытаясь справиться с дрожью, сказал Мбома сам себе.
Вокруг стояла тишина. Запахов не было, из всех чувств работало лишь осязание. Решив, что делать что?то надо, а идти вперед лучше, чем стоять, Мбома пошел, осторожно щупая пол ногой. Тут же вспыхнул свет, показавшийся после полной тьмы ослепительно ярким.
Когда под веками перестали плавать оранжевые пятна, Мбома открыл глаза. Обнаружил себя в круглой комнате с высокими стенами. На них тускло горели масляные светильники, потолок терялся во тьме.
За спиной не обнаружилось никакой двери, словно Мбома попал сюда прямо через стену.
Зато впереди дверь была. Самая обычная, деревянная, одностворчатая. «Пути назад нет», — осознал зул, и холодок пробежал по спине.
Шаги глухо отдавались в комнате, дверь заскрипела, но открылась. Взгляду Мбома предстал коридор. Те же стены, глиняные на вид, светильники и отсутствие видимого потолка. Пол ровен и чист — никаких следов пыли или грязи. Мбома оглянулся на комнату и, тяжко вздохнув, шагнул в коридор.
Прошел десяток шагов и уткнулся в развилку. Совершенно одинаковые, неотличимые от первого проходы, вели в стороны. Мбома пожал плечами и двинулся налево, чтобы через десяток шагов упереться в еще одну развилку.