Снова раздалось пение, забили барабаны. На вершине помоста я увидела продолговатую каменную плиту — древний алтарь, весь в темных потеках высохшей крови. Из него торчали железные кольца. «Нет, нет!» — закричала я. Но грубые мужские руки уже оторвали меня от земли. Меня положили спиной на алтарь, подняли мои руки, развели их в стороны и теми же ремнями, которыми были перехвачены запястья, привязали к кольцам. Ноги мне тоже широко развели в стороны, захлестнули петлями лодыжки и тоже привязали к кольцам у подножия алтаря. Я плакала, молила о пощаде, но все было тщетно. Жрец взял с золотого блюда длинный жертвенный нож из полупрозрачного голубоватого камня. Вокруг маячили свирепые красные лица; ремни все больней впивались в мое тело; пение и барабанный бой становились все оглушительней и нестерпимей; жрец занес нож…
И тут я увидела Его. Он сидел в полусотне шагов от алтаря, на высоком каменном троне, скрестив ноги, и бесстрастно наблюдал за происходящим. Я сразу узнала его, хотя теперь на нем были роскошные одежды и перья — тот самый гид, который водил меня по руинам таинственного брошенного города. Это он объяснял мне, что означает изображение коленопреклоненной девушки. Это он велел мне не надевать больше темных очков, а я ослушалась.. — «Господин! — вскрикнула я, обращаясь к нему. — Господин!»
— Господин? — переспросил я.
— Да. Я назвала его господином. — Но почему?
— Не знаю. Я сама поразилась этому. Крик вырвался у меня сам по себе, откуда-то изнутри.
— Ты назвала его господином, потому что в своем сердце понимала, что он — твой хозяин.
— Да, господин, — вздохнула она. — Так и есть. В тот самый миг, когда я впервые увидела его, я уже знала, что он — мой господин, а я — рабыня. Но как я, земная женщина, могла признаться в этом краснокожему дикарю?
— Что произошло дальше? — спросил я.
— Он поднял руку, указал на меня и обратился к жрецу и людям у алтаря.
— Он поднял руку, указал на меня и обратился к жрецу и людям у алтаря. Я не знала языка, на котором он говорил, но в голосе его явно слышалось презрение. Жрец с досадой швырнул нож на золотое блюдо. Вокруг послышались гневные возгласы. Мои руки и ноги отвязали от железных колец В толпе начался ропот. Меня больно схватили за руку повыше локтя и сбросили с алтаря. Какой-то человек ударил меня по лицу. Я съежилась от страха. Двое мужчин схватили концы ремней, свисавших с моих запястий, и поволокли меня к человеку, которого я назвала господином. Внезапно я с ужасом поняла, что гнев толпы направлен не на него — краснокожего дикаря, восседавшего на троне, — а на меня' Меня била крупная дрожь. Толпа бесновалась; я физически ощущала ее ненависть.
«Почему ты не сказала, что ты — рабыня?» — спросил он по-английски.
«Прости меня, господин!» — взмолилась я.
«Мы едва не нанесли нашим богам страшное оскорбление, принеся им в жертву презренную рабыню».
«Да, господин», — пролепетала я.
«Увидев тебя впервые, я сразу решил, что ты — рабыня. Но когда я приказал тебе не надевать очки, ты ослушалась»
«Прости меня, господин!»
«Ты ведь знаешь, что всякий свободный мужчина имеет полную власть над рабыней?»
«Да, господин».
«Когда ты надела очки, я подумал, что ты не рабыня, а свободная женщина, которая сможет стать достойной жертвой для наших богов».
«Да, господин». — Я низко склонила голову.
«Но я был прав: ты оказалась всего-навсего рабыней».
«Да, господин», — прошептала я, не поднимая головы
«Почему ты надела очки, когда я велел тебе не делать этого?»
«Прости меня, господин!»
«Высечь ее!» — приказал он.
Белокурая дикарка в замешательстве посмотрела на меня.
— Продолжай.
— Перед троном были укреплены два кольца, примерно в пяти футах одно от другого. Меня поставили на колени…
— Встань на колени, — сказал я, — в точности как в твоем сне.
— Хорошо, господин. — Она опустилась на колени. — Ремни, стягивающие мои запястья, пропустили сквозь кольца, а концы их держали двое мужчин.
— Занятно, что тебе приснилось такое, — заметил я. — Это известный способ менять напряжение в теле рабыни, которую бьют плетью.
— Во сне это казалось таким естественным…
— Это и есть вполне естественно. А теперь покажи, в каком положении были у тебя руки перед началом порки.
— Вот в таком, господин. — Девушка вывернула запястья и развела руки в стороны.
— Что произошло дальше?
— Меня высекли.
— Сколько ударов ты получила?
— Одиннадцать. Десять — за непослушание и еще один — чтобы напомнить мне, что я рабыня.
— Забавно. — Я поднял брови. — Такое иногда практикуется.
— Да, господин.
— А теперь, — приказал я, — веди счет ударам и после каждого делай то же, что делала во сне.
— Хорошо, господин.
Видимо, во сне ее выпороли на славу.
Я наблюдал, как менялись ее лицо и тело. Блондинка то извивалась от боли, то вздрагивала в ожидании очередного удара, то сжималась в комочек, то падала на живот, то садилась. Видимо, большая часть ударов пришлась на спину, два — на грудь, два — на левый бок и один — на правый. По ее движениям я без труда восстановил картину порки. Судя по всему, мужчины, которые держали ремни, были настоящими мастерами.
— Потом наказание закончилось? — спросил я.