Я сделал несколько шагов в направлении белокурой дикарки. Учафу забежал вперед и торопливо заговорил:
— Эта не продается.
— Почему? — с деланным удивлением спросил я.
— Ее уже купили.
— И сколько же ты за нее получил? — спросил я.
— Пятнадцать медных тарсков, — не моргнув глазом, соврал Учафу. Подозреваю, что он специально занизил цену, чтобы у меня пропал к ней всякий интерес.
— Я дам тебе шестнадцать, — сказал я.
Учафу раздраженно засопел. Я с трудом сдерживал улыбку. Я знал, что он ее еще не продал, иначе на ней не было бы его ошейника. К тому же Улафи проговорился, что Учафу выложит за нее два серебряных тарска. Значит, получит он за нее, как минимум, три, а может, и четыре.
Неожиданно старый работорговец улыбнулся и жалобно запричитал:
— Вот всегда так выходит! Мог продать за шестнадцать, а отдал за пятнадцать. Теперь уже ничего не поделаешь, я дал человеку слово. Ну надо же! Как обидно!
— Никогда не думал, что приверженность собственному слову может причинить такие убытки, — сказал я.
— Представь себе, — простонал торговец.
— Полагаю, репутация честного и надежного партнера рано или поздно принесет свои плоды, — обнадежил его я.
— Будем надеяться, — проворчал Учафу.
— Никогда не встречал такого честного работорговца, — заметил я.
— Спасибо, господин, — произнес Учафу и низко поклонился.
— Желаю тебе удачи, — сказал я.
— Желаю тебе удачи.
Я направился к воротам рынка. В этот момент Учафу сообразил, что я так никого и не купил.
— В конце недели у нас новый завоз! — крикнул он. — Приходи!
Я помахал ему рукой с другой стороны низкого заборчика.
8. ЧТО ПРОИЗОШЛО В «ЗОЛОТОМ КАЙЛУАКЕ»
— Быстрее! Поторапливайся, ленивая рабыня! — кричал маленький хромой горбун. На нем была старая грязная туника, поверх которой он накинул такую же изодранную и поношенную абу. Горбун был зол. Босые ноги его были грязны, поскольку на улице шел дождь. — Быстрее! — крикнул он.
— О! — воскликнула рабыня, когда он хлестанул ее по плечам длинным кнутом. — Пожалуйста, не бей меня больше, господин!
Потом она споткнулась и получила еще пару ударов. Видеть рабыня не могла, поскольку глаза и половину лица закрывала повязка.
Я пошел за ними следом. Акт продажи я наблюдал при помощи складной подзорной трубы с крыши прилегающего к рынку здания. Я видел, что за девушку рассчитываются серебром. Сколько монет получил продавец, я не разглядел, поскольку он стоял ко мне спиной.
— Шевелись! — крикнул горбун и ударил ее еще раз.
— Хорошо, господин! — сквозь слезы отвечала девушка.
Он был одет как нищий, но я усомнился в том, что это его настоящая профессия. Нищие не покупают себе рабынь, во всяком случае открыто.
Я не сомневался в том, что этот человек — агент кюров
Он ударил ее еще несколько раз, пока наконец девушка не повалилась на колени. Наверняка повязку с ее глаз не снимали ни разу. Она не видела рынка Учафу и, конечно, понятия не имела, куда ее тащат.
Блондинка попыталась подняться, но снова потеряла равновесие. Руки девушки были по-прежнему связаны между собой, на этот раз простой грубой веревкой. Она не могла дотянуться до повязки, в то же время спина оставалась открытой для ударов хлыста. Принадлежащий Учафу ошейник с нее сняли и тут же надели другой. Разумеется, у меня не было возможности прочесть, что на нем написано.
— Пожалуйста, не бей меня больше, господин! — взмолилась блондинка. — Я и так очень спешу!
Потом она натолкнулась на свободную женщину, которая завизжала от возмущения и принялась осыпать ее ударами и пинками.
Рабыня повалилась на колени, опустила голову и запричитала:
— Пожалуйста, прости меня, госпожа! Прости меня!
Свободная женщина сплюнула и пошла дальше.
— Поднимайся! — рявкнул горбун и грубо дернул за веревку. — Пошевеливайся, тварь!
— Куда идти? — беспомощно закрутилась она на месте, пока не получила кнутом по спине.
Я оглянулся, но на улице были только случайные прохожие.
— Пошевеливайся, тварь! — повторил горбун и стегнул девушку кнутом.
На мне была одежда кожевника. На «Пальме Шенди» был пассажир в одежде кузнеца.
— Сюда, бестолковая дура, — проворчал горбун и втолкнул девушку в двери паговой таверны под названием «Золотой кайлуак».
Внутри таверны он подвел ее к небольшой двери и приказал:
— Ложись на пол!
Рабыня послушно опустилась на дощатый пол.
— На бок! — рявкнул горбун. — Подтяни колени! Потом он прикрыл девушку старой коричневой абой и скрылся в боковой двери.
— Что угодно господину? — склонилась передо мной темнокожая рабыня.
— Паги, — сказал я и сел, скрестив ноги, за низкий столик. Со своего места я мог видеть лежащую возле стены рабыню, прикрытую абой нищего
Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?