— Мне все равно, что говорит мой десятник, — с усилием проговорила она. — Ты будешь разговаривать со мной, кот, или ни с кем.
— Каждому свое место, а место армектанской лучницы — не в Тяжелых горах. Ты здесь гость, подсотница. И я должен разговаривать об извечных законах, правящих этим краем, с кем-то, кто вчера пришел, а завтра уйдет?
Кем бы ни был этот гадб, речь его свидетельствовала о том, что на суку перед ней, сколь бы странным это ни выглядело, сидел не какой-нибудь кот-бандит или гонец, зарабатывающий небольшие деньги на службе у людей. Она вспомнила странное имя и нахмурилась: вроде бы где-то она его уже слышала… Почти никогда не бывало, чтобы, говоря о Крагдобе, короле гор, кто-то не упомянул имени: Кобаль, Басергор-Кобаль.
Она даже не знала, что это означает.
— Ты не можешь знать, кот, действительно ли я здесь со вчерашнего дня и действительно ли я уйду завтра.
— Могу и знаю, подсотница, поскольку, если бы тебя перевели на постоянную службу в Громбелардский легион, на тебе был бы зеленый мундир, как на этих солдатах. Но на тебе голубой. Принимая во внимание, что в Бадоре усиленно взялись обучать лучников, я легко могу догадаться, с кем говорю. Командир отряда армектанских лучниц. Десять женщин, насколько я помню.
Она с усилием сглотнула. Этот гадб прекрасно знает, что происходит в бадорском гарнизоне. Громбелардский легион собирается сражаться с разбойниками, предводители которых знают воистину все обо всем.
— Впрочем, все это несущественно и скучно, — сказал кот. — Не знаю, чего вы ищете в горах, но вы идете по тропе, которая закрыта. Всего в полутора милях отсюда сидит целая стая крылатых. Они вас не видели, поскольку вы пришли вечером. Я хотел заполучить одного в лапы, но обнаружил целую дюжину и отказался от охоты.
Она не знала, что ответить. Ее выручил Барг.
— Позволь мне, госпожа.
— Говори, — велела она с тщательно скрываемым облегчением, сама же повернулась к солдатам: — Заканчиваем сворачивать лагерь!
Чуть поколебавшись, они исполнили приказ. Зря она его отдала… но уже отдала и доказала в итоге нечто противоположное тому, что хотела доказать: то, сколь неохотно они ее слушают. Легионеры, едва живые от волнения, ловили каждое слово разговора. Они собственными глазами видели живую легенду, самого знаменитого кота Громбеларда. Однако им приказали сворачивать уже свернутый лагерь… и, к сожалению, пришлось подчиниться.
Рбит лежал на суку, глядя вниз. Недавно точно так же смотрел на нее ее командир… Надсотник Арген. С заботой и сомнением. Ей хотелось закричать.
— Мы знаем, что стервятники обитают в тех краях, но не знали, что на самой тропе. В самом деле на самой тропе? — спрашивал Барг.
— Да, на самой тропе. Я не скажу тебе, легионер, почему они выбрали именно это место, поскольку никто не знает, чем руководствуются крылатые.
Я не скажу тебе, легионер, почему они выбрали именно это место, поскольку никто не знает, чем руководствуются крылатые. Впрочем, это меня совершенно не интересует, — ответил кот, и это было правдой.
— Почему ты предупреждаешь нас, господин?
— Потому что это крылатые. Я не испытываю никаких особых чувств, когда вижу людей. Но когда я вижу крылатого, я всегда кое-что чувствую и мне всегда хочется кое-что сделать. Незачем говорить, что именно. Ни один трупоед не сможет поживиться чем-либо или кем-либо, если я могу этому помешать. Конец вопросам «почему», — заявил он, потягиваясь так, что звякнули доспехи. — Веди дальше этих солдат, армектанка. Назад, прямо в Бадор.
Он спрыгнул с сука и, не сказав больше ни слова, лениво побрел в глубь зарослей.
— Спасибо, господин, что предупредил нас! — крикнул Барг.
Они услышали нечто вроде фырканья, а потом отдаленное:
— Пустяки…
— Что ты сказал? — недоверчиво переспросила она.
— Я сказал, что другой дороги нет, госпожа. Нам пришлось бы обойти пол-Громбеларда.
Привыкшая к широким равнинам, где всегда существовали сотни каких-нибудь дорог — неважно, мощеных трактов или труднопроходимых троп, — она с трудом понимала, что и в самом деле обходного пути могло не быть. Что дорогу преграждают не высокие травы, замедлявшие движение лошадей, или густой лес, но горы: каменные стены, недоступные ни для кого во веки веков; расщелины, дна которых не достигает взгляд; склоны столь крутые, что их невозможно преодолеть.
— Но нам нужно идти.
— В лучшем случае по воздуху, госпожа, — слегка раздраженно ответил Барг. — Да и там нас может кое-что подстерегать… так что, может быть, лучше под землей…
— Я получила приказ коменданта, — упрямо настаивала девушка. — Я должна его выполнить. Это очень важное задание.
— Если даже от него зависят судьбы всего Громбеларда, он невыполним, госпожа.
— Но почему? Стервятники?
— Стервятники, госпожа. Целая стая.
— Может, это неправда?
Барг вздохнул.
— Нам рассказал об этом кот.
Она плохо знала котов. Но ей было известно то же, что и всем: они не лгут никогда, ибо попросту не в состоянии. Даже строгие имперские суды безоговорочно верили свидетельству кота. Когда свидетельствовал человек, он мог исказить истину. Когда в суд являлся кот, он приносил с собой неопровержимое доказательство — собственные слова. Таковым оно и считалось.