Каренира, осторожно наблюдая за противницей, еще раз подумала о том, какую шутку с ней сыграли. Она знала, что смотрит в глаза смерти, но пути назад уже не было.
Хель-Крегири напала снова, быстрая как молния или, лучше сказать, как кошка. Снова лязгнули скрестившиеся клинки, тяжелое оружие взмыло в воздух и, описав пологую дугу, со звоном упало на камни.
8
Солдаты ждали на перевале.
Кага остановилась. Она сильно дернула, и ременная петля затянулась на шее Карениры, повалив ее на колени. Разбойница встала рядом и раздвинула острием меча волосы на затылке заложницы, молча глядя на отряд.
Большой черный гадб не спеша двинулся ей навстречу.
— Не станешь кидаться на меня, гвардеец? — спросила она.
Кот сел.
— Не бойся.
Кага убрала меч и протянула руку в ночном приветствии. Кошачий жест выглядел у нее столь же естественно, как и у существа, обладающего втяжными когтями.
— Лучшие воины гор, — сказала она. — Я теперь всегда буду обходить окрестности Рахгара стороной.
Гадб не обратил внимания на ее слова, хотя они явно звучали искренне. Помолчав, он проговорил:
— Вопрос в том, буду ли я обходить стороной окрестности Громба и Бадора?
Это отнюдь не было пустой угрозой.
Кот утратил всякий интерес к разбойнице и разглядывал теперь Карениру.
— Как до такого дошло, легенда? — спросил он.
Охотница подняла голову. Она выглядела словно семь несчастий: на лбу, куда угодила рукоять меча Каги, красовался большой синяк и шишка. Под разрезанной курткой краснело большое пятно на рубашке. Руки ее были связаны за спиной.
Кага потянула за ремень; Каренира закашлялась.
— Говори со мной, сотник, не с ней. Предлагаю сделку: дай мне слово, что в ближайшие сутки не станешь меня преследовать, и я оставлю вам эту… старуху. В противном случае она пойдет дальше со мной. И я прирежу ее сразу же, едва увижу среди скал кошачью спину или хвост.
Гвардеец обдумывал предложение.
— Скоро ночь, — заметил он.
Гвардеец обдумывал предложение.
— Скоро ночь, — заметил он. — Я выдеру тебе глаза, Хель-Крегири, прежде чем ты успеешь сообразить, что на тебя напали.
— Значит, сможешь проверить, успею ли я, несмотря на это, перерезать тебе горло. Может, да… а может, и нет?
Кот еще раз посмотрел на стоящую на коленях измученную женщину с ремнем на шее и мрачно оскалился, топорща усы.
— Развяжи ее и беги отсюда. Одни сутки — не так уж много времени.
Кага достала нож и перерезала путы на руках Карениры, оставив ремень на ее шее. Слегка улыбнувшись, она кивнула и направилась к вершине перевала.
— Слово кота, — сказала она, словно припечатала.
Гвардеец ударил хвостом по покрытому кольчугой боку.
Каренира сидела под скалой, разматывая повязку. Рана на груди была не слишком глубокой, однако причиняла сильную боль. О шишке на голове лучница успела уже забыть.
Она зашипела, ощупывая израненную грудь. При мысли об отвратительном шраме на всю жизнь у нее потемнело в глазах.
— Нет, этого я тебе не прощу… Я и так уже выгляжу, как…
Кошачий лагерь был совершенно не похож на лагерь двуногих солдат, не считая того, что кожаные наплечные сумки с припасами лежали все вместе. Прежде всего, не было заметно никакого движения. Человек не просидит долго на одном месте, а если даже и так, то будет постоянно менять позу, расправляя затекшие конечности. Воины-гадбы нашли себе подходящие щели и впадины, забрались в норы и тотчас же заснули. Лишь чутко настороженные уши поворачивались в разные стороны, ловя любые звуки, отличные от шума дождя. Каренира знала, что кот почти никогда не погружается в сон, подобный человеческому. Частично он всегда бодрствует. Постоянно спящий на посту кот мог привести в ярость не одного офицера-службиста, который не в силах был понять, что подобная дремота не имеет ничего общего с ненадлежащим несением службы.
Мысли Карениры вернулись к ее будущему страшному шраму.
— Не прощу, — мрачно повторила она.
В остатках дневного света замаячил силуэт черного командира отряда.
— Чего не простишь, Охотница?
— Сиськи порезанной, вот чего! — с неподдельной злостью ответила она. — Дальше докладывать?
Рана уже не кровоточила, но болела, и Каренира пришла к выводу, что лучше охлаждать ее дождем, чем тратить время на новые повязки.
Кот-офицер посвятил ране ровно столько внимания, сколько она заслуживала.
— Значит, ты старуха, легенда? — спросил он, укладываясь среди камней.
Она попыталась вспомнить, приходилось ли ей слышать о том, что котам свойственно злорадство.
— Будете здесь целые сутки ждать? — холодно спросила она.
— Может, да, а может, и нет… Я сказал ей, что мы не станем ее преследовать. И только, Охотница.
Она пожала плечами, осторожно надела куртку поверх рубашки и встала, чтобы застегнуть на бедрах пояс с мечом. Старательно заплетя косу, она перевязала ее ремешком и отбросила за спину. Потом подняла колчан.
— Я ничего не обещала.
Сверкнули желтые глаза кота.
— Слухи о Хель-Крегири, — сказал он, — вовсе не слухи. Она — кошка, Охотница. Знаешь, — неожиданно добавил кот, — если бы я знал об этом раньше, то, может быть…
Он не договорил.
— Ты обманула нас, легенда, — спокойно сказал он.
Она нахмурилась.
— Это правда, я не справилась сама, и гвардейцам пришлось мне помочь…