Всех пленных (кроме наиболее тяжело раненных), как разбойников, так и солдат, держали примерно в сорока шагах от лагеря. Их стерегли двое, все время молчавшие и явно недовольные своими обязанностями. Маведер, будучи десятником, в свое время выучил кинен — упрощенный армектанский, и теперь пытался уговорить их привести своего командира, однако ничего из этого не вышло. Стражники вели себя так, как должны были вести себя исполняющие свой долг солдаты, — что десятник был вынужден признать и сам. Один из них сказал ему:
— Мы не можем уйти, господин. Раз уж командир назначил нас двоих на этот пост, значит, мы нужны здесь постоянно. Командир знает, что ты здесь лежишь, господин. Если он сочтет нужным прийти — придет.
Маведер вслух выругался — но мысленно похвалил солдата.
К своему удивлению, он услышал, как лежавшая рядом разбойница, сильно коверкая кинен, говорит то, о чем он только что подумал сам:
— Хороший солдат.
Затем она обратилась непосредственно к Маведеру, уже по-громбелардски:
— Скажи, гвардеец, почему столь хорошие воины убивают друг друга, вместо того чтобы всем вместе избавить Шерер от всяческих трупоедов и трусов?
Маведер не ответил, но, почти сам того не сознавая, кивнул.
Он уже не раз и сам задавал себе этот вопрос.
Боль в ране усилилась, и десятник стиснул зубы. В голову пришла мысль о водке, которая была у него в бурдюке, — и вместе с ней вернулась ярость. Он отдал бы двухнедельное жалованье за пару хороших глотков…
Внезапное оживление в лагере не ускользнуло от внимания пленников; однако вряд ли они могли догадаться, что причиной его стало появление Охотницы с раненым котом на спине.
Потом все снова успокоилось.
Маведер искоса взглянул на девушку. Она была молода и красива, что он заметил еще раньше. Она склонила набок разбитую голову, чтобы легкий дождик, постепенно усиливавшийся, охлаждал рану. Он уже знал — поскольку это выяснилось сразу же после схватки с разбойниками, — что именно она возглавляла отряд в отсутствие Кобаля. Каким образом эта девочка сумела занять столь высокое положение в отряде?
Маведеру платили за преследование разбойников. Однако он, как и любой громбелардский солдат, не ко всем из них относился одинаково. Офицер Басергора-Крагдоба, с точки зрения бадорского легионера, был не просто первым попавшимся бандитом.
Десятнику стало несколько не по себе, когда он вдруг понял, что после освобождения от пут он будет допрашивать лежащую сейчас связанной, как и он сам, разбойницу, сдирая с нее живьем кожу.
Мысли девушки, похоже, шли по тому же пути. С закрытыми глазами, поскольку дождь уже перешел в ливень и крупные капли стекали по ее лицу, она сказала:
— Я слышала, еще ночью, что вы знаете, кто наш предводитель.
С закрытыми глазами, поскольку дождь уже перешел в ливень и крупные капли стекали по ее лицу, она сказала:
— Я слышала, еще ночью, что вы знаете, кто наш предводитель. Он еще вернется, гвардеец. Он способен на все. Завтра я буду свободна и, может быть, вытащу и покажу тебе твои собственные потроха. За моих разведчиков.
На этот раз он ответил:
— Я уже видел свои потроха. Под Рахгаром, три года назад.
Они снова замолчали.
Кот оказался невероятно живучим зверем: вскоре он уже очнулся и стал расспрашивать о своих разбойниках. Он внимательно выслушал рассказ об утреннем сражении, потом выпил воды и поел копченого мяса. Едва закончив, кот потребовал разговора с командиром. Оветена приводили в изумление манеры этого главаря разбойников, прекрасно себя чувствовавшего среди людей, которых преследовал во главе разбойничьей банды — и которые об этом знали. За свою жизнь он явно нисколько не опасался.
Однако родовые инициалы перед именем этого гадба производили немалое впечатление. Оветену приходилось слышать лишь несколько, может быть, десятка полтора столь же значительных родовых имен — ибо имя это по сути своей было чем-то большим, чем просто имя. Предки Л. С. И. Рбита когда-то возглавляли знаменитое Кошачье восстание — и получили свой титул из рук самого императора как подтверждение завоеванных прав. У Оветена с трудом умещалось в голове, что, возможно, последний и наверняка единственный известный потомок этого рыцарского рода выступает в роли вождя громбелардских бандитов.
И тем не менее — в Армекте, а в особенности в Рине и Рапе, котов хорошо знали. Было полностью исключено, чтобы этот кот пользовался чужим именем. Коты никогда не лгали, по той простой причине, что самая простейшая ложь превосходила возможности здорового кошачьего разума. Но Рбит не был сумасшедшим котом; если бы он хотел скрыть свою личность, он пользовался бы в лучшем случае одним своим именем, впрочем, довольно популярным в Армекте. Раз он сообщал свои родовые инициалы, значит, имел на них право.
По этой причине солдаты сине-желтого отряда относились к раненому коту с немалым уважением, хотя и не унижаясь перед ним; командир же их готов был разговаривать с ним на равных. Вскоре, однако, оказалось, что это почти невозможно…
— Послушай меня, ваше благородие, — произнес кот, прерывая армектанца на полуслове, — давай оставим мою фамилию в покое. Здесь Тяжелые горы, а в горах с фамилиями, о которых ты думаешь, не особо считаются. У меня есть некое прозвище, и правда обо мне заключена именно в нем, а не в родовых инициалах. Так что можешь считать меня скорее властителем половины Громбеларда, а себя — предводителем двадцати идущих за добычей авантюристов, которым я благодарен за еду и бинты.