— Терпеть не могу, когда ты так говоришь об Арме, Глорм. Кто еще любил тебя так, как она?
— Меня любят многие женщины, Рбит. И ненавидит множество мужчин. Меня что, должно все это волновать? Опять старая тема. Я думал, она уже исчерпана…
Кот остановился и сел, положив хвост в лужу.
— Хорошо, — промурлыкал он. — Похоже, не трибунал и не старейшины цехов теперь важнее всего… Что случилось, Глорм? Мы обменялись лишь несколькими словами, и из них половина — твои сетования. Ты что, намерен постоянно мне выговаривать?
Разбойник покачал головой, потом присел и, сплетя пальцы, оперся локтями о бедра.
— Ты прав, ясное дело… Не обижайся, Рбит. Уже несколько дней что-то меня мучает… какое-то предчувствие. Одно из тех, что порой у нас бывает. Так было, когда Рабисал убил Аяну. И тогда, в Лонде, помнишь? Насколько я знаю, ты тоже что-то чувствовал, тогда, на перевале Туманов… Может быть, это из-за Пера?.. Мое не столь капризно, как твое, но… Что-то скверное творится.
— Потому и эти жалобы?
— Потому, Рбит. Должен признаться, я и в самом деле не в настроении. Извини, если обидел.
— Я уже привык, — сказал кот, с выражением, которое на человеческом лице выглядело бы кривой усмешкой. — Ладно, друг мой. Если мы хотим заночевать под крышей — нужно идти.
Лошадник пользовался в Громбе большим уважением.
Если мы хотим заночевать под крышей — нужно идти.
Лошадник пользовался в Громбе большим уважением. Он лечил лошадей. Некое тайное, неизвестно откуда происходящее знание позволяло ему распознавать лошадиные недомогания. У него было множество всевозможных мазей и микстур, он применял припарки и сотни разных удивительных процедур — чем более странными они были, тем большее уважение к нему внушали. По слухам, он вылечил немало коней. Глорм не сомневался, что так оно и было, однако к своему Гальватору скорее подпустил бы мясника, чем Лошадника.
Недавно Лошадник заболел. К счастью, он выздоровел, возможно, с помощью собственных же снадобий. Раз они могли поставить на ноги лошадь, то почему бы и не самого Лошадника?
Рбит, однако, был полностью согласен с Глормом в том, что, скорее всего, причиной болезни стали вонючие испарения этих самых снадобий.
Лошадник был небогатым, трудолюбивым человеком, у которого не имелось ничего, кроме небольшой хижины в предместье. Одевался он скромно, отчасти как мелкий торговец, отчасти как ремесленник. Мало кто знал, что двухэтажный дом, расположенный, правда, довольно далеко от рынка в Громбе, тоже принадлежит бедному Лошаднику. Бедный Лошадник, с помощью своей бедной матери, жившей в этом доме, брал неслыханную плату с тех, кто снимал там комнаты, — вполне, однако, разумную, чтобы наниматели не померли с голоду или же не пошли куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома Лошадника.
На втором этаже этого дома никто не жил. Эти комнаты, к которым вела узкая лестница, всегда ждали особых гостей. Такова была дань, которую платил Лошадник королю Тяжелых гор.
Не считая пары десятков никчемных тройных золотых слитков в год…
Хозяин дома лично обслуживал своих гостей, подавая на стол все новые блюда и напитки. Никто не узнал бы в этом энергичном, хорошо одетом человеке лошадиного знахаря из предместья. Он иначе разговаривал, иначе двигался, и на нем не было шапочки, обычно скрывавшей удивительно густые, тронутые благородной сединой волосы.
Глорм ел и пил в меру своего роста; Рбит — в меру своего рассудка.
— Итак, — сказал король гор, расстегивая пояс и с некоторым сожалением глядя на остатки ужина, — повтори еще раз самое главное, Рбит. Я не слушал, поскольку был занят едой.
Кот, застольные манеры которого были достойны его фамилии, отодвинул миску, уже пустую, и, омочив усы в серебряной чарке с вином, посмотрел на хозяина. Тот тотчас же покинул комнату, явно считая это чем-то само собой разумеющимся.
— Спор перешел в войну, — сказал кот. — Впрочем, я сильно сомневаюсь, чтобы нам всерьез угрожали какие-то неприятности… а уж опасность? Командиры гарнизонов по-прежнему требуют ограничить влияние трибунала на армию. Урядники заявляют, что легионы без них словно слепые, могут патрулировать лишь улицы городов — и ничего больше…
Глорм утвердительно кивнул.
— Специальный посланник императора явно склоняется к доводам урядников и охотно расширил бы их влияние, вместо того чтобы его ограничивать. Напротив, князь-представитель утверждает, что у армии постоянно связаны руки и она, собственно, не в силах ничего предпринять, не считая рутинной патрульной службы… На самом деле, однако, представителя тяготят вездесущие шпионы трибунала, которые все время давят на военных. Всплыла и история с теми, которых легионеры повесили без лишних церемоний — помнишь?..
— Да.
— Наместники трибунала утверждают, что информация, которую они получали благодаря тем людям, была просто бесценна. Солдаты же указывают на огромные злоупотребления, которые постоянно допускают всевозможные урядники, доносчики и шпионы, наделенные слишком широкими полномочиями… Война, Глорм. Но ничего не изменится, это точно. Они пробудут в ссоре еще неделю, потом разъедутся: коменданты в свои гарнизоны, наместники — в свои кабинеты.
— А что с облавой?