Шедшему впереди стрела вонзилась в живот. Он вскрикнул и схватился руками за древко. Вторая стрела попала ему в бедро. Он пошатнулся и упал. Мгновение спустя очередная стрела пробила шею его товарища.
Остальные разбегались, ища убежища. Раненный в шею выл, извиваясь в конвульсиях, потом изогнулся дугой и застыл, странно напрягшись. Второй неуклюже полз на боку, громко зовя на помощь. Охотница спокойно натянула тетиву в четвертый раз. Еще одна стрела попала в раненого. Обезумевший от ужаса и боли, он вскочил, получил очередную стрелу в шею и последнюю — в самую середину спины.
— Ну вот, от арбалетчиков мы избавились, — пробормотала она.
— Ты очень ловко убиваешь, — заметил Ранер.
Она не знала, что это — восхищение, уважение или, может быть, порицание. Не насмешка же? Ранер не умел насмехаться…
— Одной стрелы редко хватает, — сказала она на всякий случай, кладя лук и берясь за меч. — Это не арбалет…
И все-таки он насмехался!
— Бабское оружие, — с сожалением сказал он, карабкаясь через скалы с мечом в левой и дубиной в правой руке.
Она хотела треснуть его плашмя по заду, но он был уже вне пределов досягаемости.
— Я тебе дам «бабское»! — завопила она. — Глупый жеребец! Да я…
Она все еще шумела, перебираясь через каменный завал, когда он длинными прыжками помчался в сторону укрытия ближайшего врага. Тот выглянул из-за скалы и понял, что стрельба уже закончилась, а теперь приближается новая, непосредственная опасность. Сомнительно, что он понял что-либо еще. Окованная железом дубина раздробила ему челюсть; удар был столь силен, что он отлетел назад, грохнулся головой и спиной о землю. Его товарищи с мечами в руках бросились на атакующего детину. Лязгнуло железо. Ранер оттолкнул мечом оружие противника и снова ударил дубиной, переломив выставленную в оборонительном жесте руку. Он воткнул меч в живот врага и так его и оставил. Вырвав из руки умирающего его собственное оружие, он отшвырнул его прочь — и снова вступил в борьбу, еще до того, как согнувшийся пополам противник осел на землю.
Последний из пятерки, с самого начала не слишком рвавшийся в бой, пустился в бегство — и наткнулся на Охотницу. Женщина показалась ему более сговорчивым, нежели Ранер, противником, и он двинулся к ней. Она держала меч обеими руками. Он увидел обнаженные руки, мышцы которых, казалось, готовы были разорвать широкие кожаные ремешки. Увидев приближающегося Ранера, он взял меч за лезвие и поднял вверх. Это не спасло его от основательной трепки. От женщины он получил пинка, от мужчины удар кулаком — и то и другое в зубы. Они передали его друг другу еще несколько раз. Наконец он упал.
— Ну вот, у нас есть один живой.
— Да, — пробормотала она. — Вопрос только в том, будет от этого хоть какая-то польза или одни лишь хлопоты?
Похоже, ничего, кроме хлопот, ждать не приходилось…
Идиот ничего не знал. Шепелявя сквозь выбитые зубы, он нес какую-то чушь. Он ни о чем не слышал, ни у кого не служил. Он присоединился к людям, хотевшим устроить охоту на Охотницу, и отправился вместе с ними, рассчитывая на награду. В Бадоре о ней слышали все.
— Ну и дурак! — устало сказала Каренира. — И что с ним делать?
Ранер сидел, прислонившись к скале, и внимательно разглядывал пленника.
— Знаю что, — ответил он, протягивая руку. — Охотница, дай мне одну из этих своих палочек. Ну, стрелу. Только самую плохую из всех.
— Зачем тебе? — удивленно спросила она.
— Воткну ему в задницу, — сказал Ранер, поднимаясь.
— С ума сошел?
— Нет, просто иначе мы ничего из него не вытянем. Я бы прижег ему пятки, но с костром — лишние хлопоты. А вот стрела… — объяснял он, переворачивая связанного пленника на живот; похоже, он действительно говорил всерьез.
— А что еще ты хочешь из него вытянуть? — прервала его она.
— Правду. Впрочем, что угодно. Ничего достойного внимания он не сказал.
— Потому что он ничего и…
— Потому что он шпион трибунала, — на этот раз прервал он ее. — Помнишь? Мне показалось, будто я узнал одного из этих молодцов. Ну так это именно он.
— Ты уверен? — помолчав, спросила она.
Он кивнул.
— Уверен.
Без дальнейших вопросов она вручила ему стрелу.
Пленник слышал разговор, но не произнес ни слова. Лишь когда Ранер уселся ему на спину и разорвал штаны на заду, тот начал протестовать, просить, возражать, снова просить, объясняться, лгать и просить опять. Но Ранер его не слушал.
— Ну? — грозно спросил он.
Видимо, он не особо рассчитывал на ответ, поскольку тотчас же размахнулся и воткнул стрелу в открытую, беззащитную ягодицу, и притом с такой силой, что явно послышалось, как наконечник заскрежетал о кость. Пленник взревел и, несмотря на путы, начал биться столь яростно, что стрела сломалась у Ранера в руке. Он беспомощно показал обломок владелице. Поморщившись, та лишь махнула рукой.
Пленник скулил, испытывая немалые мучения. Ранер сосредоточенно ковырялся наконечником в кровоточащей глубокой ране, безуспешно пытаясь повредить кость. Наконец он прекратил свое занятие.
— Ну?
Пленник со стоном пытался перевести дух.
— Я… я шпи… онил… — отрывисто прошепелявил он.
— Шпионил, — подытожил Ранер, торжествующе поглядывая на Охотницу.