— Девочка! — крикнула она.
Эвелина только слабо улыбнулась. Еще раз посмотрела на Рохану. Та еще спала под воздействием сонного зелья и заклинаний, но лицо уже порозовело, дыхание было глубоким и мерным.
— Надеюсь, дальше без меня справитесь, — с трудом проговорила девушка. И рухнула без чувств на лавку.
Ее несло на волнах беспамятства. Качало и кидало из стороны в сторону. Но без сновидений. Какое же это счастье — не видеть снов, в которых так любят прятаться осколки проклятой прошлой жизни.
Проснулась Эвелина от приятной прохладной тяжести на лбу. Долго жмурилась, нежась в истоме. Но потом с неохотой открыла глаза.
Около ее постели сидела Рохана — живая и, судя по цветущему виду, совершенно здоровая. Она укачивала на руках ребенка, который мирно спал, смешно сморщив носик.
— Ты проснулась? — удивленно вздернула брови знахарка, увидев, что девушка наблюдает за ней.
— Да, — ограничилась кратким ответом Эвелина.
— Я полагала, что ты должна еще месяц лежать пластом, — хмыкнула женщина. — Судя по тому, что мне рассказала повитуха, ты израсходовала весь запас силы. А прошли всего сутки.
— Я тоже так полагала, — уклончиво отозвалась девушка, с недоверием прислушиваясь к собственным ощущениям. Все тело наполняла небывалая легкость. Казалось, что можно выйти за порог — и взмыть в воздух. И совершить еще с десяток путешествий с островов на материк, причем подряд и без отдыха.
— А я и не думала, что привечаю в своем доме такую сильную колдунью, — рассмеялась Рохана.
— А я и не думала, что привечаю в своем доме такую сильную колдунью, — рассмеялась Рохана. — Кто бы мог подумать — столь юная… Ты спасла мне жизнь, девочка.
— Мы квиты, — глухо бросила Эвелина. — Знаешь ли, не люблю оставаться в долгу. Тем более что по имперским обычаям я была бы обязана сообщить тебе свое истинное имя и стать рабыней.
— Я знаю, — еще шире улыбнулась женщина. — И, честное слово, боюсь, меня могли бы заставить так сделать. Лучший враг — безымянный раб. А ты, только не обижайся, все же враг, пусть и бывший. Как-никак из империи.
— Я не обижаюсь, — пожала плечами девушка. — Напротив, спасибо за откровенность. У нас все живут по таким законам. Кто сильный — тот и прав.
Ребенок загугукал и, не открывая глаз, потянулся к материнской груди. Рохана смущенно улыбнулась и отвернулась, стыдливо прикрываясь от чужого внимания. А Эвелина откинулась на подушки, устало потерев лоб. В голове вертелись обрывки когда-то услышанных фраз. Интересно, почему она так быстро очнулась? Ощущения не могли ее обманывать, прошлой ночью она отдала все свои силы. Если верить наставникам Академии, то ей еще восстанавливаться и восстанавливаться. Или она обманывается? Быть может, способность к магии временно покинула ее, но не затронула при этом количества жизненной силы?
Эвелина протянула вперед руку. Повинуясь едва заметному пассу, на ладони заплясала маленькая искорка рыжего огонька.
— Не понимаю, — со вздохом пробормотала себе под нос девушка и легко потушила язычок пламени. — Ничего не понимаю. Почему?
— Что ты там сказала? — обернулась на шум Рохана. — А, наверное, ты голодная. Подожди чуть-чуть.
— Конечно, — попыталась любезно улыбнуться Эвелина. Получилось плохо. Мышцы лица, после давнишнего самоубийственного полета, еще плохо повиновались ей. Чаще всего вместо улыбок получались хищные оскалы. Надо будет как-нибудь попытаться рассмеяться. Получится ли?
После сытного обеда Эвелина вышла во двор. Нашла себе укромный уголок под тенью раскидистого неизвестного дерева с красноватой корой и мягкой густой хвоей и растянулась на травке. В голове было сонно и пусто.
— Я не помешаю? — тихонечко подошел муж Роханы. Эвелина видела его часто, но ни разу с ним не общалась. Просто знала, что его зовут Иргон и что он был весьма огорчен пребыванием имперки в своем доме. Как ни старалась Рохана скрыть недовольства супруга, но переругиваний в небольшом доме трудно не услышать. Лишь глухой бы остался в неведении.
— Нет, — едва скривила уголки губ девушка.
Иргон сел и долго мялся, не решаясь начать разговор. Затем глубоко вздохнул и почему-то покосился на небо.
— Говори, — проследив за направлением взгляда мужчины и не увидев в той стороне ничего интересного, подбодрила Эвелина крестьянина. — Я внимательно слушаю.
— Тут такое дело, — запинаясь, наконец-то начал Иргон. — Ты из империи. У вас свои обычаи, у нас свои. Но есть общие.
И вновь надолго замолчал.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула девушка. — Общее имеется у всех.
— Так вот, — видимо собравшись с духом, затараторил крестьянин. — У вас есть этот обычай, и у нас он есть. Ежели спас человеку жизнь, то вправе сделать его безымянным.
— Вот как? — нарочито удивилась Эвелина.
— Вот как? — нарочито удивилась Эвелина. — Ты намекаешь на то, что я должна открыть Рохане свое истинное имя? Не забывай только, что в таком случае и я могу потребовать того же.
— Я это прекрасно знаю, — измученно посмотрел на чужачку крестьянин. — Ты и моя жена квиты. Но в ту ночь ты спасла жизнь не только Рохане. Ты спасла жизнь и моей дочери.
— Не понимаю, чего ты боишься, — поморщившись, прервала мужчину Эвелина. — По имперским обычаям, я все равно не имею права на имя ребенка. Он еще не прошел ритуала наречения, следовательно, ему нечего мне отдать.