Ну не подсыпала же она в коньяк милый порошок из группы «конских возбудителей», в самом-то деле, водевиль какой-то получается, если так…
Когда же волна схлынула — столь же быстро, сколь и нахлынула, — Мазур откинулся на спину, прикурил две сигареты и одну протянул чертовке. Спросил:
— И как это прикажете понимать, товарищ панночка?
Оксана куснула его за плечо и сказала озорно:
— А вот так и понимать: проклятый москаль, воспользовавшись доверчивостью работодателя и беспомощностью его секретарши, овладел последней — с целью получения секретной информации. Несколько раз овладел, прошу учесть. О чем и будет доложено означенному доверчивому работодателю…
— И меня выпрут с работы, — вздохнул Мазур.
— За аморалку…
— А если серьезно, то Малышевский попросил помогать тебе, пока не освоишься. И сообщать ему, если что произойдет.
— И сообщишь?
— Разумеется.
Она вдруг ударила его кулачком в бок:
— Только посмей подумать, что это он меня к тебе в постель приказал прыгнуть!
— Ну вот еще, — сказал Мазур, хотя именно так, признаться, и думал. — Мы же не в шпионском фильме.
— То-то. Малышевский, конечно, возражать бы не стал — за тобой приглядывать нужно… но если ты мне не понравился еще там, в аэропорту — хрена я зашла бы дальше порога.
— Он из РСПП? [15]
— Состоит, — кивнула Оксана, щекотнув его локонами. — Чисто номинально. Потому как возможности, средства, а главное, цели несколько другие. Намного круче.
— По логике вещей, я сейчас должен спросить, что это за цели, и незаметно включить диктофон, имплантированный мне в пупок…
— Включай, не включай — а я все равно ничего не скажу, проклятый шпион. Во-первых, хохлы не сдаются. А во-вторых — сама не знаю, это не мой уровень доступа… — она перегнулась через Мазура, словно невзначай коснувшись грудью его соска, затушила сигарету в пепельнице. — Давай чуть позже поговорим, а? Хочу своим уровнем воспользоваться, пока есть доступ… Если не возражаешь.
Оксана провела язычком по его животу, опускаясь все ниже…
Мазур прикрыл глаза. Он не возражал.
Глава третья
ТЫ ПРИЕЗЖАЙ К НАМ НА ВОСТОК…
Два человека сугубо европейской внешности, да и одетые по европейской моде, двигались узкими, пыльными улочками города Исфахан — древней столицы Ирана, а ныне центра остана Исфахан. Они шли от Соборной мечети, держа направление на площадь Мейдани-Шах… Собственно, каким маршрутом им велели добираться, такого они и придерживались.
Мобильный телефон с сим-картой местных операторов, по которому следовало отзвониться, когда они прибудут в указанное место, лежал в брючном кармане. Телефон, даже такой дешевенький, приходилось придерживать рукой — слишком много разного народа толклось на узких улочках. Всю дорогу в голове Мазура навязчиво крутилась песенка из советского мультика, вернее, одна ее строчка: «Ты приезжай к нам Восток, здесь испытаешь ты восторг». Пошел уже пятый час его пребывания на Востоке, а не то что восторга, но и простой радости он пока так и не испытал.
Только что схватил за штанину очередной уличный попрошайка. Даже не попрошайка, а, бери выше, уличный предсказатель — полуголый, в высокой грязной шапке, с ворохом амулетов на немытой груди. Ну уж возле этого гражданина Мазур притормаживать всяко не собирался. И не столько потому, что подобных типов здесь ошивалось превеликое множество, возле каждого не натормозишься, сколько из-за того, что неизвестно, что именно довелось бы услышать, надумай он расстаться с двумя-тремя риалами, бросив их в медную плошку, стоящую перед уличным пророком на краю вытертого до газетной толщины коврика… Одному Аллаху ведомо, кого из этих оборванных уличных прорицателей и какой силой ясновидения он наделил и что тот наболтает. Терзайся потом — на шарлатана попал или на доподлинного ясновидца. Да и был уже у Мазура не слишком приятный опыт общения с этими предсказателями, хватит, пожалуй…
Внешностью, одеждой, да и высоким ростом они, разумеется, выделялись на улицах иранского города.
Однако в Исфахане иностранец — явление рядовое, тем более ежели иностранец топает не куда-нибудь, а в сторону площади Мейдани-Шах, где ему предстоит восхищаться дворцом Али-Капу и любоваться мечетью шейха Лофтоллы. Понятно, к иностранцу не могли не приставать на каждом шагу нищие, хозяева лавчонок и уличные торговцы, куда ж без этого. Но недаром их с Тимошем, прежде чем выпустить на улицы Исфахана, обучили двум расхожим фразам на фарси, — этих фраз вполне хватало, чтобы освободиться от назойливого приставания.
Ну а то, что парочка иностранцев так и не дошла до достопримечательной площади, а свернула в одну из боковых улочек (кривых и узких до полного безобразия, где и двум-то людям не разойтись, приходится идти гуськом), — это, ежели разобраться, тоже вряд ли кого-то могло удивить. Почему бы искателям восточной экзотики не заглянуть в один из погруженных в полутьму подвальчиков, где в задних комнатах курят опиум? Или им просто-напросто захотелось вдали от уличного шума испить кофейку, особым способом приготовления которого славится Исфахан, почему бы и нет?
Но, как вскоре выяснилось, ни опиум курить, ни кофе попивать европейцы не собирались. Они вошли в открытую настежь лавку под вывеской «Мустафа Ракмали. Ковры и бронза». Ковры на стенах, ковровые рулоны на полу, тускло поблескивающие бронзовые изделия беспорядочно расставлены, развешаны и свалены по углам. Навстречу шагнул, поднявшись с ковровых подушек, грузный человек с четками в руках, может быть, сам Мустафа.