Я не собираюсь поносить существующий порядок — хотя бы потому, что сам его создавал, поддерживал и от него кормился. Но то, что было хорошо шесть лет назад, сейчас идет во вред, теснит, как смирительная рубашка. Нужны перемены. И мы обеспокоены тем, что перемены эти не происходят.
Вы знаете, я хочу быть нормальным европейским бизнесменом, и чтобы в мире меня воспринимали именно так. А не как случайно разбогатевшего дикаря с золотым кольцом в носу и усыпанными алмазами перьями в голове. Я хочу, чтобы всякие там заморские президенты, вроде того, что поставлял в голодную Россию куриные ножки с барского стола (его сынуля, кстати, из демократических соображений бомбит Багдад), — так вот я хочу, чтобы они не снисходили ко мне в Давосах, похваливая за шаги на пути демократии, небрежно хлопая по плечу и давая ход авансам в обмен на послушание. Пусть сами катят ко мне, в медвежью Россию или в дикие степи Украины, топчутся в приемной и добиваются встречи со мной, как курсистка добивается нежного свидания!
Он встал и принялся мерить кабинет широкими шагами. Мазур прикинул, будет ли комильфо, если он останется сидеть, и решил, что будет.
— Помните, был такой сериал, мексиканский, кажется, — «Богатые тоже плачут»? Я его, разумеется, не смотрел, однако название запомнилось.
Врезающееся название… Отчего-то простым людям кажется, что жизнь богатых и очень богатых людей разительно отличается от их жизни. А на самом деле отличие только в декорациях, но никак не в сути. Как ни грустно мне в таком признаваться, наша жизнь принципиально ничем не отличается от той, какой живут все остальные люди. К тому же все эти… отличия вроде яхт и особняков… быстро приедаются. Можете мне не верить, Кирилл Степанович, но богатство — это работа, это взваленная на плечи чересчур тяжкая ноша, волоча которую, чувствуешь себя чертовски одиноким… И вы будете смеяться, но я хочу получить достойную оплату своей работе. Нет, не в деньгах, не в чеках или там в виллах… Я хочу, чтобы условные рокфеллеры, ротшильды и все эти биллы гейтсы числили меня среди своих первейших врагов! Чтобы, вставая по утрам, первым делом интересовались бы у своих секретарей: а как там Малышевский Александр-свет Олегович, не скончался ли, случаем, от удара, и скрежетали бы зубами, узнав, что я все еще жив, мои акции идут в гору и я по-прежнему собираюсь скупить на корню очередную их европейскую биржонку или сталелитейный гигант!.. И ведь я могу выйти на этот уровень, силы я в себе чувствую, я знаю, как этого добиться, представляю, что для этого надо сделать, причем не воруя, не укрывая, не обманывая и не нарушая! — На мгновенье по его лицу определенно проскочило что-то такое — неуловимое и «озарительное», словно мигнула подсветка. Мигнула — и погасла.
Мазур молча закурил, размышляя, о чем еще, в самом-то деле, должен мечтать такой человек, у которого есть буквально, дословно все, и который в состоянии приобрести еще большее? О президентском кресле? Вряд ли: не той закваски человек, в большую, а следовательно, насквозь грязную политику не полезет. А вот в политику финансовую, да на мировом уровне… Хотя грязи там, вроде бы, не меньше…
— Неужели того же самого не хотят облеченные властью мужи? — спросил Мазур.
— Им до этого нет никакого дела, — отмахнулся Малышевский. — Они заняты са-авсем другими материями… А я не хочу власти. Я хочу расти… Или, по крайней мере, стабильности. Но ни того, ни другого мне дают! Я уже говорил, что в условиях современной российской Византии за трон борются влиятельные группировки. Их три. Ту, что сейчас держит власть, принято именовать силовиками. Вы наверняка не раз слышали этот термин. От тех же политологов, скажем.
— Доводилось…
— В корне неверное определение! Я бы назвал эту группу «сырьевиками». Высокопоставленная чиновничья братия, прибравшая к рукам нефтегазовые потоки. Они прочно сидят на сырье и слезать с него не собираются. Сырье вряд ли когда серьезно подешевеет, значит, как они считают, прекрасное будущее обеспечено им, их детям, а может, еще и внукам достанется. Естественное побуждение этих людей — чтобы все продолжалось ровно так, как идет. Никаких колебаний. Любые движения они органически воспринимают, как опасные. Авторезонанс, знаете такое? Раскачай легонько мостик, а дальше он сам начнет расшатываться, пока не рухнет… Этим людям все равно, примут Россию в Европейский клуб или не примут. Им даже не важно, продолжит ли Россия вымирать и спиваться. Для того, чтобы обеспечивать работу буровых установок, им людей хватит, а не хватит — всегда можно завезти из Таджикистана, Молдавии и тому подобных дыр. Еще и дешевле обойдется. От этого застоя в верхах и происходит вся та азиатчина с чиновничьим беспределом и коррупцией сверху донизу, оттого на внешней арене ведем себя, как слон в посудной лавке, ссоримся с ближайшими соседями — вместо того, чтобы скупать на корню все, что предлагается на продажу, и что потом можно использовать с пользой. Нам, Кирилл Степанович, нужны европейские правила игры.
Нам, Кирилл Степанович, нужны европейские правила игры. Без них задохнемся, а о том, чтобы развернуться, можно даже и не мечтать.