— Так вот почему телефоны не работают… — сказала она неожиданно.
— Спасибо, пояснила, — процедил Мазур, стаскивая белые атласные брюки. Оставшись в одних трусах, оперативно допросил Олесю:
— Сколько гостей на яхте?
— Двадцать шесть… Или семь…
— Персонал?
— Двадцать.
— Охрана?
— Семь…
— Уже меньше.
С досады Мазур хрустнул пальцами, которым сейчас так не хватало привычного ощущения тяжелой стали. И ничего под рукой, даже паршивого ножа в темной боцманской.
— Обыщи ящики, только не греми. Что найдешь — все на стол выкладывай… Куда ты зажигалку, спятила?! Еще музыку включи!
Мазур тем временем узурпировал боцманскую одежку — натянул на себя свободную серую робу и того же цвета широкие брюки. Стоптанными черными ботинками пренебрег за ненадобностью — босиком сподручнее…
Мазур приник к двери. По ту строну бытия протопали по палубе чьи-то резвые ходули, раздался звучный плевок, и все стихло. Зато прибавилось иллюминации: зажглось дежурное освещение — именно таким громким словом называлась тусклая лампочка в матовом коконе под потолком. Видать, к экстренным ситуациям хозяева яхты не привыкли…
— Как думаешь, что там сейчас происходит?
Олеся оперативно справилась с порученным заданием и теперь дрожащими руками хозяйственно раскладывала на столе найденные вещи по номиналу. Ориентировалась на полезность каждого предмета. Полезность прикидывала на глаз.
— Что-что, — пробормотал Мазур. — Захват произведен успешно, теперь могут и освещением побаловаться.
И мысленно присовокупил: «И до чего ж быстро и умело сработали, змееныши, да еще и с привлечением РЭБовского корабля. Ох, не простая гопота нынче к нам на борт пожаловала…»
Он окинул взглядом аккуратно разложенные на столе предметы: стакан с залитыми водой окурками, курительную трубку, авторучку, узкий черный ремень, невскрытую консервную банку с полированной крышкой…
Вибрации корпуса, характерные для любой работающей машины, уже стихли, зато усилилась бортовая качка. Определенно, яхта легла в дрейф.
Мазур с минуту возился у стола. Олеся молча наблюдала за его манипуляциями с курительной трубкой и авторучкой, но когда он скрутил в жгут боцманский ремень, не выдержала и спросила:
— Кирилл, ты вообще чего собираешься делать?..
— Поразительно уместный интеллектуальный вопрос. Сколько в нем скрытых смыслов, подводных камней… Меньше спрашивай, Олеся, живее будешь.
— Ты на разведку?
Мазур обреченно вздохнул. Это разве разведка?..
Сделал легкий шаг к двери… И в тот же момент в дверь постучали.
С той стороны. Мазур приложил палец к губам в жесте молчания.
— Что там? — вопрос был задан властным голосом.
— Кладовка боцманская, — с готовностью ответил некто юным, но уже с нотками стали голосом, отмеченным легким восточным акцентом. Акцент был настолько слабым, что недалекий столичный милиционер сразу бы и не раскусил, чеченец ли перед ним, иль хохол южный, али турок обрусевший.
— А ну открой.
— Так ключ…
— Что ключ?
— У боцмана…
— Забери у него!
— Так боцман, это… Ну, на Шамиля кинулся. Здоровый, как бык, я этого быка маму… Ну, Шамиль его и шлепнул. Или не Шамиль?..
— Что есаул, что саксаул, один хрен. С тела ключ забрать можно?
— Так боцман за борт выпал…
— Ха вир’ен т’ен д’ол, — грубо пожелал начальственный голос, крепким и обидным чеченским словцом пристыдив нерадивого камрада.
— Ключей больше нет ни у кого, командир, только у него и был, я его мамы маму, — заверил начальника обиженный.
— Ладно, идем дальше.
Удалялись прибывшие также неслышно, как и подкатили.
Мазур прикинул, когда они должны скрыться из поля зрения, и отдал Олесе очередной приказ:
— Сиди, не высовывайся. Тебя предупредили: шаг влево, шаг вправо — сама знаешь, что. Дверь закрой за мной. Скоро вернусь, тогда отворишь. Постучу вот так.
Костяшками пальцев Мазур машинально отбарабанил азбукой Морзе сигнал бедствия: «тук, тук, тук — тук-тук, тук-тук, тук-тук — тук, тук, тук». Не будем суеверны, господа, убьем кукушку прежде, чем она крикнет.
С полминуты Мазур прислушивался. Все тихо, путь свободен. Если только не притаился шальной моджахед под дверью…
Мазур взял из боцмановских заначек консервную банку. Приоткрыл дверь. Так и есть, ни души: правда, и радиус обзора градусов пять всего, много не наглядишь. Палуба в полумраке. Мазур пристроил консервную банку в приоткрытую дверь и принялся заправски ловить обзор. Речи нет, чтобы разглядеть детали, но очертание фигуры — очень даже.
— У меня зеркальце есть… — шепнула Олеся.
Мазур не удостоил ее ответом. Слишком долго, да и ни к чему было бы объяснять, что сколь слабо не освещена палуба, но малейший блик от зеркала выдал бы их с головой…
Чисто.
Мазур ужом выскользнул на палубу. Прикрыл дверь, и тут же услышал, как Олеся ловко задвинула засов. Как отрезала путь назад.
Первое, что Мазур увидел прямо по курсу — все тот же пресловутый силуэт в двух кабельтовых. Фонарь на топе тот же — значит, «Шершень» с антеннами РЭБ никуда не делся. Далее по палубе, всего лишь метрах в пяти, не более, Мазур срисовал караульного в черном. Автомат через плечо. Стойка «смирно», никакого курева на посту: известно, что сигареты убивают. Особенно ночью, когда снайпер углядит огонек за три километра и пустит пулю на считанные миллиметры выше огонька.