— Ну так побегай еще по соснячку, поверещи, как хрюшка на скотобойне. Небось живо со своими хотениями определишься . — Крыс развернулся, вильнул хвостом и исчез в траве.
* * *
Когда звезды начали гаснуть, а небо сереть, Жар снова задремал. Друзья рассудили, что лучше остаться здесь, чем брести по лесу, рискуя нарваться на еще одного шоша. Но так всю ночь и просидели на лежаке, прижавшись друг к другу и вздрагивая от каждого шороха.
Тьма отступала, выплевывая сосенку за сосенкой, но измученная Рыска продолжала упрямо нести караул, хотя ее уже подташнивало от недосыпа. Поляна напоминала огород, где долго и упорно искали клад: все в ямах и засыпано свежей землей, из которой торчат корешки травы и сосен. Один вьюк лежал на прежнем месте, второй отлетел шагов на двадцать.
Из неплотно завязанной торбы торчала крысиная задница. Судя по азартно вздрагивающему хвосту, тряпица с хлебом лежала сверху.
Почуяв Рыскин взгляд, Альк высунул морду, облизнулся.
— Ты, жертва войны, — снисходительно бросил он, — я старше тебя всего лет на семь-восемь.
— Ну и что? — проворчала девушка, поджимая колени к груди и обхватывая их руками. — Ты саврянин… вы все подлецы, убийцы и насильники. Вы напали на нашу страну…
— Во-первых, Саврия и Ринтар атаковали друг друга одновременно. Они несколько лет собирали рати и спустили их с цепей по малейшему поводу.
— Но это вы его подали!
— Во-вторых, в Саврии даже дети знают, что то нападение на заставу инсценировал Ринтар.
— Это ложь!
— В-третьих, — невозмутимо продолжал Альк, — последние бои шли уже на саврянской территории, и полукровок там теперь тоже немерено.
Рыска слишком устала, чтобы на него орать, да и Жара жалко было будить, поэтому девушка ограничилась злобным шепотом:
— Все ты врешь! Наши тсецы совсем другие! Они бы нипочем не стали убивать беззащитных детей и мучить женщин!
— Н-да? И стража у вас по улицам ходит просто для красоты, купцы никогда не обсчитывают, а потаскухи дают исключительно по любви? С чего бы армиям отличаться друг от друга, если люди везде одинаковы?
— Не одинаковы! Ты саврянин!
— И что?
Вопрос поставил Рыску в тупик. Как это — что?! Саврянин же! Какие еще объяснения нужны?
— О Божиня, что я делаю… — пробормотала девушка. — Сижу и спорю с саврянской крысой!
— О Божиня, что я делаю! Пытаюсь разъяснить тонкости политики глупой весковой девке.
Крыс снова нырнул в торбу, на сей раз целиком. Затянуть бы завязки покрепче и зашвырнуть подальше в кусты! Рыска даже подалась вперед, но копошение прекратилось, и в голове раздался издевательский голос:
— Мешка-то не жалко? Тебе ж зашивать придется.
— И акцент у тебя омерзительный! — с досады брякнула девушка.
— Это у тебя.
— Чего?
— Ты слышишь меня не ушами, а даром. Говори я даже на чистом саврянском, ты бы все равно меня понимала — мыслим-то и чувствуем мы одинаково. Все остальное — твое воображение. Ты уверена, что савряне говорят с омерзительным акцентом, вот он тебе и мерещится.
— А Жару?
— Если он не заморачивается по этому поводу, то слышит чистый ринтарский. Что, кстати, соответствует истине. У меня была ринтарская нянька, отец хотел, чтобы я знал оба языка как родные.
— Чтобы воевать удобнее было — пленных там допрашивать, приказы им отдавать? — с отвращением уточнила девушка.
— Тьфу, опять ты за свое! — Акцент волшебным образом исчез, теперь Рыска слышала уже знакомый писклявый шепоток. Выходит, так, по ее мнению, должны говорить крысы? А если бы путник превратил Алька в корову, он бы басом раскатывал «у-у-у»?! — Ты вообще такое слово знаешь — «образование»?
— Это когда у коровы гуля на морде вскакивает? — неуверенно предположила Рыска, слышавшая что-то похожее от скотского лекаря.
— Ага, и я даже знаю, как эту корову зовут! Родители надеялись, что я стану послом, а все серьезные переговоры проходят без толмачей.
Да и не только с тсарями говорить приходится — кого-то подкупить, кому-то польстить… Без языка никуда.
— Что ж не стал-то?
— Не твое дело. Ложись спать, а то днем из седла выпадешь. На свету шоши не охотятся.
— Я же сказала: саврянину мы помогать не станем, — неуверенно возразила Рыска. — Тем более ты и сам научился в человека превращаться.
— Ха-ха. Если б я еще знал, как это вышло и почему так ненадолго.
— Что, совсем ничего не почувствовал?
— Нет. Даже не сразу понял. Так что кончай дурить мне голову своим непроходимым патриотизмом, через три лучины я вас разбужу и двинемся дальше.
Рыска подумала и коварно поинтересовалась:
— А если начнется новая война, ты за кого будешь?
Из мешка донесся сдавленный кашель.
— Ударный крысиный отряд?
— Ты знаешь, что я имею в виду!
Судя по звуку, крыс сосредоточенно поскреб за ухом.
— За Саврию, разумеется.
— Почему? — растерялась девушка, уверенная, что Альк ответит «ни за кого», пытаясь к ней подлизаться.
— Потому что я саврянин, детка. Подлый убийца, только и думающий, как бы задрать юбку вражеской весчанке.
— Ты это назло мне, да?!
— И потому, что я не могу допустить, чтобы какой-нибудь похотливый ублюдок с ржавым мечом, завербованный за три сребра в ринтарской веске, разложил по полу мою сестру или мать. Что бы я ни думал о «священной битве» и «долге перед Родиной».