— Я-то тут при чем? — досадливо спросил саврянин. — Он же первым на меня кинулся.
— А ты первым того воришку покалечил! — возмутилась такому нахальству Рыска.
— А он первым украл.
— Но сломать человеку руку?! — не укладывалось в голове у девушки. — За такой пустяк?
— За все твои деньги, между прочим. И не сломать, а вывихнуть. Кто-нибудь из дружков вправит.
— Мог бы просто за нее схватить и кликнуть стражу!
— Чтобы ее вообще отрубили? Рыска озадаченно примолкла.
— Можно было его отругать, — подумав, неуверенно предложила она. — На первый раз.
— Первый?! — Саврянин хохотнул. — Этот крысеныш незаметно вытащил узел у тебя из-за пазухи, и ты полагаешь, что он новичок в воровском ремесле? А если бы на нашем месте была вдова с малыми детишками? Или старик, или калека? Ну, тебе все еще его жалко?
Девушка насупилась. Рассуждения Алька опять поставили ее в тупик. Да, жалко. И вдову с калекой жалко. Но если добро начнет ломать злу руки, то чем они будут различаться?!
За разговором дошли до кормильни, где оставляли коров. Пока Альк проверял, все ли с ними в порядке, Рыска умылась из колоды и немного успокоилась.
— А как нам теперь Жара найти? Мы же не договорились, где встречаться будем! — спохватилась девушка.
— Там, где разошлись, — успокоил ее Альк. — Или он сам догадается сюда подойти.
— Почему?
— Так принято. Скрашивать ожидание удобнее всего кружкой-другой пива. Кстати, можно и пойти взять, а то что-то у меня в горле пересохло.
— А как ты определяешь, разбавленное оно или нет? — вспомнила Рыска. В пиве она не разбиралась, но догадывалась, что на вкус могли повлиять и кривые руки пивовара.
— Кто ж саврянину хорошего нальет, — иронично фыркнул Альк.
Девушке внезапно подумалось, что и торгаш не стал бы задираться с ринтарцем — ну подумаешь, не купили у него крысу, другой простак найдется.
И воришка предпочел бы удрать подобру-поздорову…
— Извини, — покраснев, пробормотала она.
— За что? — изумился Альк. — У нас с заезжими ринтарцами обходятся ничуть не лучше. Я ж тебе говорил: люди везде одинаковы. И потом, я семь лет прожил в Ринтаре и давно привык к такому отношению. Даже научился себе на благо использовать.
— Семь лет? — опешила Рыска. — Ты не говорил!
— Я здесь на путника учился.
— А почему не в Саврии?
Но Альково приподнятое после драки настроение, когда с ним можно было поговорить, как с нормальным человеком, резко схлынуло.
— А вон и наш ворюга идет. Ишь светится, будто ему дали в трех позах! — И, чтобы не отставать, нахально прихватил Рыску за попу.
Девушка отпрянула, вся залившись краской. Нравы на хуторе были строгие: если б Сурок застал незамужних дочерей строящими глазки парням, самолично выдрал бы распутниц хворостиной. Приличной девушке полагалось беречь честь до первой супружеской ночи, на гульбище без матери или брата не ходить, а на непристойный намек без раздумий отвечать пощечиной. Батраки, правда, бегали к Бесковым девкам, похваляясь друг перед другом своими «подвигами», но это только отвернуло Рыску от подобных игрищ. Оказывается, за глаза парни отзывались об уступчивых девчонках как о глупых курицах, которым им удалось задурить голову. Цыка штук пять сменил, прежде чем на Фессе женился.
А у Рыски даже подруг не было, чтобы посплетничать об этом. Поэтому Альковы похабные шуточки и намеки каждый раз вызывали у нее острое чувство паники и беспомощности. Она понятия не имела, как на это отвечать, — и хотя чуть погодя ответ придумывался, колкий и умный, девушка знала, что нипочем не сумеет произнести его Альку в лицо. Вот так же смутится, запутается в словах и будет выглядеть очень жалко. А если и сумеет, то саврянин мигом «срежет» ее заново, еще хлеще.
— Чего вы такие взъерошенные? — сразу заметил Жар. — Убегали от кого? А рубашка где?
— Девка твоя порвала, — невозмутимо сказал Альк. — В порыве страсти.
— Все он врет! — Рыска поспешила укрыться у дружеского бока.
— Скажешь, не рвала?
— Это из-за тебя!
— Точно. Как закричала, как бросилась!
— Жар, не слушай его!
— И не собирался. — Вор обнял подругу за талию, обещая защиту. — Давай сядем где-нибудь, а то меня уже ноги не держат. Эта рыжая скакала как коза, я за ней еле успевал. То в одну лавку, то в другую… потом еще короб с углем подносить пришлось, через полгорода.
— Узнал хоть что дельное?
— Угу. Но сначала — стул и пиво!
* * *
— На воровку она не похожа, — докладывал парень пол-лучины спустя. — Но бочка без пробки… в смысле дура дурой! Пока гуляли, успела выболтать мне и сколько ожерелье стоило, и где хранилось, и что еще у ее госпожи ценного имеется.
— А значит, могла рассказать это кому угодно, — заключил Альк. На полу за его стулом подсыхало большое пятно. Кормилец глядел волком. — Гнать такую служанку поганой метлой.
— Нет, госпожа ее очень любит. — Жар взял с большого общего блюда ломтик жареной рыбки, обмакнул в горчицу. После ночной прочистки он впервые отважился на чего-то посущественнее супа. — Девчонка ей и в спальне прислуживает, и на выезды таскается. К тому же сама Лестена трепло то еще, обожает хвастаться своими цацками.
— Девчонка ей и в спальне прислуживает, и на выезды таскается. К тому же сама Лестена трепло то еще, обожает хвастаться своими цацками. Напяливает даже на прогулку по саду. Пару раз ее уже грабили, срывали цепочку или ожерелье и убегали, но глупую курицу это ничему не научило.
— Погоди-погоди! — поднял руку Альк, продолжая задумчиво глядеть в кружку. — Какие там у нее еще драгоценности есть?