Как жар забирается в ее тело, как она ласкает свои лепестки пальцами, липкими от сока! Как они, ярко?красные, искрятся росой! Как они накрывают друг друга, все шесть! Дитя Персефона позволяет одному из них упасть столовки цветка. Она посылает его по воздуху себе в рот. Секунду лепесток лежит на ее длинном фиолетовом языке. Потом влажный нежный рот закрывается. Она чувствует, как любовник смотрит на нее.
Девочка, поедающая лепестки сияющего цветка.
Она чувствует, как солнце спускается по ее горлу. Ее пальцы ложатся между ног, там, где губы раскрываются внизу шелковистого живота; как цветок, и на них выступает роса. Как семя увлажняет ее губы и как пристально ее любовник наблюдает за этой влагой.
Лепестки раскрываются и закрываются…
Теперь скользкий язык Персефоны облизывает толстую сочную ножку тычинки. Золотые крапинки поднимаются в воздух морга. Ее вытягивает длинный язык, кончиком, покрытым пыльцой, касается переносицы и убирает язык обратно.
Зеленые цветы?глаза.
Язык оставляет на лбу желтое пятнышко — такой же знак замужества, как проглоченные зернышки граната. Ее муж, Джон Берликорн, дал ей проглотить девять гранатовых зернышек. «Эти зерна свяжут нас с тобой, — сказал он, — навсегда». Он говорил с ней на темном языке и иногда сильно гневался на нее, если она следовала правилам недостаточно строго. Но все же, несмотря на гнев и страх, она ощущала, что любит мужа больше, чем мать, как и должно быть.
Она лежит в земляной постели Крекера, ей всего одиннадцать, но иногда она чувствует себя древней старухой, которая продолжает стареть, охотно участвуя во многих?многих жизнях в разных эпохах. Оставаясь в собранной в Манчестере земле, она настраивается на все цветы, собирает признания в любви со всех лепестков и изо всех бутонов, ее ноги, раздвигаясь, поднимаются из земли. Ее губы опять готовы принять насекомых. Обе, нижняя и верхняя, измазаны нектаром. Пчелы ползают по всему ее телу, медлительные и одурманенные запахом. Они трут язычками все ее складочки и собирают на себя пыльцу из ее цветочной вульвы. Щекочут. Щекочут и сосут. Питаются. Ее лихорадит от их движений по коже, таких возбуждающих.
Питаются. Ее лихорадит от их движений по коже, таких возбуждающих. Персефона отдается ощущениям, встречая их пищей — нектар за пыльцу, пыльца за нектар.?Маленькие сделки, скрепленные соком девочки.
Пусть они, жужжа, летят на карту цветов.
Откусив от корня, попробовав ягод, облизав стебель… теперь она готова. Чувствуя сок, стекающий по губам, и росу на лепестках… теперь она готова. Раскрывшись, как цветок, истекши нектаром из матки и напитав им пчел; покрыв язык пыльцой, рожденной в саду ее тела… девочка теперь готова. Так считали ее мать и муж.
И теперь Крекер, любовник, смотрел на нее мокрую. Она так соблазнительно колышет лепестками, и мужчина опускается на нее, жужжа пчелой. Коп потеет и чихает. Капельки влаги падают на открытое лицо Персефоны; Она с благодарностью принимает их, пробуя лепестками потный дождь. Она питается, мужчина — ее пища. Его мокрое грустное человеческое лицо кажется озабоченным, но она ощущает, как нарастает его возбуждение; Персефона наслаждается его напряженностью. Она складывает лепестки в слова, понятные его мелкому уму.
— Что тебя тревожит, дорогой? — спрашивает Персефона. Тонкое худое лицо копа в сомнении морщится, но ему остается только качать головой вперед?назад, вперед?назад, словно показывая, что сам он ничего не стоит. «Как жалки эти создания из плоти», — думает Персефона, Печально, что одному из них она вынуждена дарить счастье. Ей нужны некоторые его способности.
— Можешь мне рассказать. Я твоя удача, — выстраивает Персефона свои лепестки. — Тут ведь знаешь, что не сможешь сопротивляться мне. Расскажи обо всем своей возлюбленной. Может быть, тогда я поступлю с тобой по?доброму.
Она ненавидит говорить таким образом. Это ее унижает.
— К нам идут, моя драгоценная, — отвечает Крекер.
— Это я уже знаю. Скажи мне что?нибудь новое.
— Ее зовут Белинда, — продолжает Крекер. — Она спрашивала о Койоте, драйвере черного кэба. Колумб сказал ей, что ты убила его.
— Ты не можешь с ней справиться?
— Я пытаюсь, Персефона, — коп чихает. — Ты обещала мне, что я не буду чихать.
— Ты не должен себя ослаблять. Случайно не собираешься сбежать от меня?
— Нет. Конечно нет.
— Помни о своем соглашении с Колумбом. Тебе ведь не захочется сердить его?
Вопрос простой, и она четко складывает его лепестками. Нужно остановить их дрожание. Она не хочет, чтобы коп знал о ее страхах. Потому что впервые за все время пребывания в этом мире Персефона обеспокоена. Она почувствовала девушку по имени Белинда на карте. Попыталась запустить свое зеленое щупальце ей внутрь, чтобы понять, кто она. И обнаружила какую?то помеху. Персефона не могла прорасти в нее. Девушка — темный нарост на цветочной карте, плотно сжатый бутон, который никогда не откроется. У нее иммунитет.
— Я не хочу его сердить, — говорит Крекер. — Просто я говорю тебе, что боюсь. Кто?то нас обнаружил. Персефона, мне страшно. Я боюсь, что Белинда знает о нас… о нашем…
— Я хочу, чтобы ты позаботился о ней, дорогой.