ЧЕРТ.
— Кажется, мы на Оксфорд?роуд, Тошка. То есть нет, забей. Кажется, мы под Оксфорд?роуд.
ПОДОЖДИ, ВВЕДУ ДАННЫЕ. ТАК… МЫ НАПРАВЛЯЕМСЯ К ЦЕНТРУ ГОРОДА. ПЛОЩАДЬ АЛЬБЕРТА ИЛИ ГДЕ?ТО РЯДОМ. ИНФА НЕУСТОЙЧИВАЯ, ДРАЙВЕР.
— Знаю. Держись курса.
БЕЛИНДА, ГОВОРИТ ГАМБО. НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ ТЕБЯ РАССТРАИВАТЬ, НО, СУДЯ ПО МОЕЙ КАРТЕ, ТЫ ПРИБЛИЖАЕШЬСЯ К УЧАСТКУ ПОД БУТЛ?СТРИТ. ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ?
— Конечно. Отделение полиции.
ДАВАЙ Я ТЕБЯ ВЫТАЩУ.
— Спасибо, не нужно. Мы едем до конца.
ЙО?ЙО?МОЁ!
Кэб вгрызается в землю. Вокруг неприступная темнота, спрессованная и горькая, и только дыра в земле, из которой вылетают частицы пыльцы. Корявые корни?дороги. Спереди жестоко чихает Блаш, руль прыгает в ее трясущихся руках.
— Гамбо, я не удержу машину! — кричит она.
— Гамбо, я не удержу машину! — кричит она.
УЖЕ СКОРО. СПОКОЙНО, МАЛЫШКА.
По стеблю скорей — в сплетенье корней.
Белинда видит, что все дороги Виртчестера начинаются и заканчиваются у участка земли впереди В почве играют черви, превращая изгибы своих тел и слова, которые можно прочесть Тенью…
НАРУШИТЕЛЬ, НАЗОВИТЕ СЕБЯ. ЭТОТ МИР В ЧАСТНОМ ВЛАДЕНИИ.
Голос Колумба.
Белинда пробирается веточкой дыма в кэб?систему Тошки, поворачивает его колеса в другую сторону, чтобы он ехал прямо на опасность. К кэбу липнет пыльца, и скоро он весь оказывается покрыт мелким порошком. Порошок набивается в воздухозаборники, забивая систему органикой. Тошка чихает…
АААААААПЧХХХХХИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!!!!
Белинда первый раз слышит, как чихает кэб.
БЕЛИНДА?ДРАЙВЕР… — говорит он. — У МЕНЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ ПЫЛЬЦЫ 1764. Я ЕЛЕ ТЕРПЛЮ.
НА САМОМ ДЕЛЕ 1766, ФАЭТОН?КЭБ, — передает Гамбо Йо?Йо. — БЕЛИНДА, ВЕЛИ ЕМУ ЕХАТЬ ДАЛЬШЕ, И ВСЕ.
НЕ СЛУШАЙ, — отвечает Тошка. — ТУТ ХОДА НЕТ.
— Езжай, Тошка. А то я могу и рассердиться.
Кэб на мгновение сбрасывает скорость, переключаясь на сверхпередачу, и корни с червями в грязи превращаются в размытые пятна.
БЕЛИНДА, Я ТЕБЯ ТЕРЯЮ! — кричит Гамбо.
Молчание.
Белинда под землей, и она одна. Джими Хендрикс отстал. Гамбо, Ванита, Блаш… все остались позади. Только кэб Тошка по?прежнему верен дороге.
Мир вокруг сжатый, темный и сырой. Насекомые копошатся в переплетенной корнями почве, которая создает для них дороги. Слышится шум растущих цветов. Он напоминает Белинде треск, который она услышала по телефону, когда позвонила по номеру, данному Койоту. Кривые корни прорастают к ее такси, разбивают стекло, хватают ее, и когда она цепляется за отросток, чтобы оттолкнуть его, в тени мелькает видение. Она видит Манчестер, весь затянутый тумаками и дождями, и на каждой дороге мерцают линии карты — они становятся толще, как растущий плющ. Тысячи черно?желтых муравьев снуют по сети корней, как по дорогам. По ним ездила и сама Белинда, И она вдруг понимает, что муравьи — это икс?кэбы. И у каждого реального икс?кэба есть двойник здесь, на вирткарте. Отсутствие Тошки на реальной карте означает, что и из сна выпадет частичка: вот почему Колумб так отчаянно ищет колесницу Белинды. Зеркалу нечего отражать. В бытность драйвером Белинда часто размышляла об истинной природе карты, представляя ее как огромный массив чистой информации. Ни разу ей не подумалось, что карта может быть органическим виртуальным созданием.
Тенеудар.
Внезапно кэб высвобождается от корней и давления черной земли. Теперь он едет в сияние и свет нового солнца. Белинда проезжает по солнечной сельской дороге, где все дышит миром и свободой. Как в раю.
Дождь падает на темный пурпур цветка. Эхо. Отзвуки. Где?то в пространстве — голос Тома:
— Добро пожаловать в Пьяный Можжевельник, Сивилла. Здесь я слеп. Что ты видишь?
Я вижу зеленый мир под черным небом. Лес. Цветущие джунгли секса. Цветы оплетены плющом. Черным, таким черным плющом. Сочащиеся влагой цветы. Облачка золотой пыльцы вылетают в темноту, и поисках любовников. Множество пылинок плывет к дыре в настиле леса. Тот же самый мир, что я мельком видела в последних секундах жизни Койота, зомби, Ди?Фрага, — только он превратился из изумруда в эбеновое дерево. Демон раскинул руки над раем, накрыв цветы темным саваном. Попробую описать это, как сумею: я висела вверх ногами в черном лесу, зацепилась ногой за самую длинную ветку дуба, застряв ногой в развилке. Надо мной — только грозовое небо, которое обрушивало потоки воды на поверхность листьев с такой силой, что они прогибались вниз, к земле. Мое тело окружала плотно сплетенная паутина прутиков и веток, маска листьев и темно?фиолетовых цветов.
К коже прижимаются заостренные шипы. Голова свешивается между нижними ветками в окружении подгнивших плодов, растущих на плюще. Ниже — небольшой разрыв в плотном покрове. Прямо под ним — дыра в земле, через которую уходит пыльца. Из этого прохода льется музыка, нота за нотой, пылинка за пылинкой — курс обмена. День превратился в ночь. Луна печально светит на поляну, где под ее взглядом трепещет море цветков щирицы.
Дождь.
Мое имя — Сивилла Джонс. Сивилла Джонс. Снова и снова повторяю про себя, чтобы не забыть, что я есть. Этот ненадежный мир…
Я всматриваюсь в инвертированный театр внизу, как перевернутая вуайеристка. Зритель?извращенец. Представление разворачивается по приближающимся друг к другу линиям сюжета. Если бы мне только удалось написать о нем…