— Вернемся к нашим похоронам. Итак, первые, которые до полуночи. На чем приехали, сколько человек, как выглядели?
— Фургон приехал. Большой. Закрытый.
— Катафалк?
— Не-е… Говорю ж — фургон. Навроде овощного. Возница такой… длинный. В берете. С бумбомом.
— С чем?!
— С бумбомом.
— С помпоном?
— Ага, моряцкий бумбом. Шерстью наружу. В фургоне с покойником сидел кто-то. Чихал много. Может, и не один. Смачно так чихали, аж у меня в носе засвербело…
— Вторые похороны? После полуночи?
— Не помню, ваша честь! Квелый я был, спросонья…
— Бляху потерять не хочешь, квелый?
— О! Вспомнил! Тоже фургон приезжал!
— Овощной?!
— Ну! Как один каретник собирал! Ох, а я-то сразу не уразумел… Морок, не иначе морок и наваждение…
Левую щеку вигиллы, в центре служебного клейма, кольнула игла-невидимка. Хотелось надеяться, поисковая струна Мускулюса не отягощена какой-нибудь профессиональной дрянью вредителей: что малефикам — здорово, то остальным — колотье в боку. Акуратно высвободив струну из эфира, Анри намотала на указательный палец и трижды дернула, давая понять: контакт установлен. Затем ловко скрутила кончик струны в кратковетвистый а-кустик и сунула в ухо.
— Кое-что нашли, — деловито забасил малефик. — Вам необходимо взглянуть. По центральной аллее прямо, второй поворот направо, три квартала прямо, поворот налево — там склеп с Диким Ангелом, не ошибетесь! — и дальше вдоль офицерских усыпальниц до задних ворот. Мы за воротами, во внешнем приделе.
Ждем.
Возможности ответить не было: струнный контакт прервался.
— Благодарю за ценные сведения. Никуда не уходите, вы еще можете понадобиться!
Анри мысленно выругала себя за тупость: сторож и так не имел права покидать пост.
На бегу она размышляла об отставке и тихой старости.
***
— Вот, полюбуйтесь.
Здесь ограда, косая, горбатая и обросшая неопрятными хлопьями вьюнка-душителя, отделяла кладбище от пустыря. Ниже пустырь переходил в заливной луг, спускавшийся к речке Реттивой, мелкой шалунье. Убогое огражденье символизировало границу действия защитных рун. Именно потому места на казенных, охраняемых чарами кладбищах стоили дорого. Забота об усопшем — не только обелиск с датами рожденья-смерти и букетики по праздникам! Хочешь, чтобы любимый родственничек мирно спал под сенью памятника или зябкой осинки? Чтоб не поднял его по дурной прихоти гуляка-некрот? Чтобы клыки у милого покойника не прорезались на полнолунье, когда молочно-желтый свет упадет на могилку через ветви старого вяза?
Плати, братец.
За рунированную ограду, за венки из омелы и кедрача, за гроб с замком, за могильщика-геоманта, за кликушу-чистильщицу, за ритуальные услуги волхвов, за добрых гениев погоста…
Плати!
Ах, в кошельке злыдни хряковяк пляшут? Тогда хорони за оградой. Во внешнем приделе кладбища, специально отведенном для дураков, бальзамировщиков и неимущих. На свой страх и риск. Бесплатно. И хоронили, чего там. Признаться, риск был не так уж велик, куда меньше, чем знаменитые глазищи у страха. Некрот без лицензии — явление редкое, а вязы на погостах старались не сажать. Разумеется, случалось всякое, и полнолуние эдиктом не отменишь…
След вел за ограду, в бедный придел. На влажной глинистой почве отчетливо виднелись отпечатки колес и конских копыт. Цепочка обрывалась у ряда относительно свежих — или вскрытых, а потом засыпанных по новой? — могил. Дубовые столбцы в изголовьях явно не вчерашние. И земля на рыхлых холмиках местами покрыта дерном.
— Тихий Трибунал благодарит вас за неоценимую помощь, — не надо бы так официально, но мысли заняты другим. — Извините, мне необходимо связаться с начальством.
Стоят, не уходят. Ну и ладно. Переведем пудреницу в крипто-режим, для соблюдения тайны следствия. Удостоверяя личность, Анри прошлась пуховкой по носу и щекам; по левой, клейменой щеке — дважды. Иначе вызов отклонялся без вариантов: для анонимов стоял неумолимый кордон.
Сняв преграды, она занялась имиджированием отражения, формируя вектор поиска. Щеки — толстые, румяные, словно за каждым пряталось по увесистому райскому яблочку. Глазки утонули в тихом омуте, подмигивают хитрыми бесенятами… редкие брови выцвели от трудов во благо державы… «гусиные лапки» в уголках… ага, вот и фон проявился.
Месроп обнаружился дома. Толстяк развалился в кресле с подушками, блаженно припав к пузатому, как он сам, бокалу. Питье, в целом зеленое, отдавало синевой, напоминая хвою встревоженной елки-бродяги. От лакомства председатель «двух Т» получал изрядное удовольствие, долго катая очередной глоток на языке, а потому и к вызову отнесся благосклонно.
— Есть результаты, душечка?
— Есть. Полюбуйся. Вторичная Инкарнатура, часть внешняя.
Анри развернула зеркало в сторону могил, давая обзор. Когда она вновь заглянула в пудреницу, лицо председателя имело оттенок, схожий с содержимым бокала. Сразу стало ясно, что толстяк не спал всю ночь.
— Поздравляю, — с усилием выдавил Месроп.
— Молодец. Что ты намерена предпринять дальше?
— Нужен ордер на эксгумацию.
— В выходной? Это и в будни изрядная волокита, даже для нашего ведомства. Законы знаешь, не мне тебя учить.