— Почему бы тогда не нанять живую прислугу? Выйдет дешевле, чем этих поднимать: и по деньгам, и по расходу маны…
— Использовать живых людей для удовлетворения низменных потребностей? В качестве слуг? Помыкать себе подобными?! Это безнравственно, коллега! Живой человек — венец творения! Не побоюсь сказать, пуп земли! Омфалос!
Голубчик, вы сами представьте: приказывать такому же, как вы, подвергать его насилию за помесячную плату, унижать повиновением… У вас не возникает душевного содрогания?! Судя по кривой ухмылке малефика, содрогания он не испытывал.
— Вы притворяетесь, — ласково подвел итог Эфраим, возвращаясь к киселю. — Ах, молодость, молодость! Вы хотите выглядеть хуже, чем есть на самом деле. С возрастом вы обязательно поймете, что в сфере обслуживания морально использовать только малых товарищей. К сожалению, в нашей некробщине кое-кто разделяет ваши взгляды, но мы — я имею в виду Совет — боремся с такими отклонениями от общего курса. Мы убеждаем, показываем на личном примере… Вы что-то хотите спросить, сударь стряпчий?
Фернан Тэрц встал и сделался очень серьезен.
***
Розовый спросонья диск солнца отчаянно продирался к небу сквозь ветви деревьев. Рассвет безошибочно отыскивал прорехи в заслоне. Создавалось впечатление, что из леса за путниками следит стоглазое чудище с пылающими очами. Обер-квизитору даже показалось, что там, в лесу, действительно мелькнула смутная тень, на миг заслонив дюжину огненных зрачков.
Человек? Зверь?
Померещилось?
Конрад пустил кобылу рысью, задавая темп отряду. Медлить не следовало, но и загонять лошадей, как нервический пульпидор, барон не собирался.
Примерно через час, когда солнце взмыло над верхушками деревьев, лес отступил от дороги к дальним холмам, а там и вовсе, застеснявшись, удрал к горизонту. По обе стороны теперь тянулись однообразные пологие склоны, сплошь заросшие бузиной и дружинником.
— Ни единой души! Вылезай, потолкуем…
Барон обернулся на голос Коша и обнаружил, что грубоватая реплика хомолюпуса относится к горбуну, которому надоело хорониться в фургоне, в приятном обществе старухи. Рене Кугут устроился рядом с возницей, явно намереваясь с пользой провести время.
Конрад придержал кобылу и поравнялся с фургоном.
— Сударь Кугут, я бы рекомендовал вам не маячить снаружи, пока мы не отъедем достаточно далеко.
— Куда уж дальше, светлость? Вон сколько отмахали! — не замедлил вступиться Кош за нового приятеля.
Горбун в ответ туманно улыбнулся.
— Я ценю заботу, ваша светлость. Скрытность и осторожность всегда находились в числе добрых традиций Надзора, — завершив сей загадочный пассаж, он и не подумал лезть обратно в фургон. — Уверен, под вашей защитой мне ничего не грозит.
— Умен, зубарь!
Кош в приступе дружелюбия хлопнул пульпидора по плечу, отчего тщедушный Рене едва не вылетел на дорогу. Оборотню пришлось ухватить дружка за шиворот, водворяя на место. Горбун мужественно стерпел это проявление теплых чувств.
— Я с детства полагал, что Надзор Семерых занимается нужным и благородным делом, — продолжил Рене Кугут, восстановив равновесие. — С младых, знаете ли, ногтей. Мне всегда импонировала тайна, которая служит высоким идеалам. Даже если общество эти идеалы отвергает.
Он выжидательно уставился на барона.
— Ну… это да, конечно… — после долгой заминки выдавил сбитый с толку обер-квизитор. Затягивать паузу или отмолчаться он счел невежливым. Барон искренне жалел, что подъехал к фургону и завел беседу с горбуном. Вспоминалась детская сказка, когда колдун из Ла-Ланга, отправляя мальчика Дюшика в подземелье на поиски старого башмака лепрекона, наставляет хитроумное дитя: «Главное — молчи! Заговоришь с лепреконом — пропал!»
Поздно, мальчик Конни. Заговорил. Пропал.
— Конечно, есть Тихий Трибунал. Но Трибунал не всесилен и, главное, послушен короне. Если интересы государства окажутся выше… Вы меня понимаете?
— М-м… в определенной степени…
Меньше всего фон Шмуцу хотелось обсуждать с пульпидором политику короны и работу особых служб. Так и до высочайшей особы легко дойти, а там и до эшафота рукой подать.
— Именно в таких случаях Надзор Семерых просто незаменим. В нашем мире на каждом шагу встречается слишком опасная магия или слишком грозные артефакты. У любого, самого добродетельного монарха может возникнуть искушение прибрать их к рукам. И лишь бескорыстный, бесстрастный и, главное, беспощадный Надзор сумеет разобраться в истоках, не дать использовать во зло… Вы согласны?
— Ну… в некотором смысле…
— Ты о чем, зубарь? — с изумлением вмешался Кош. — Магия? артыфаки? Твоя медаль, что ли, артыфак? Опасный?
Кугут вытаращился на рыжего, словно перед ним вдруг оказался не хомолюпус из Глухой Пущи, а по меньшей мере пророк Крибхупанда фри Шайтанья с горы Курурунфа, который, согласно «Турели мифов», зрит в корень, отделяет зерна от плевел, разумное от доброго, а доброе от вечного — но редко кому являет свои откровения бесплатно.
— Медальон? Не стану утверждать, что опасный, — горбун бросил очередной многозначительный взгляд на барона, и Конрада отчетливо затошнило. — Но артефакт, спору нет. А что?