А память откликнулась давним эхом: «Кусок пастыря» — это говядина!.. неучи, вас самих давно пора на разделку…»
— Вы привели сюда зачетную группу?
— Я здесь работаю.
. неучи, вас самих давно пора на разделку…»
— Вы привели сюда зачетную группу?
— Я здесь работаю. Четвертый год. В Универмаге оставил почасовку и экстернатуру. Коллегиум Волхвования доверил мне представлять Совет Коллегиума в Большом Гаруспициуме…
Прежде чем вигилла кинулась поздравлять наставника с повышением, Лаций Умбрус спокойно добавил:
— Мой нынешний профиль: глобальная семантика.
Вместо поздравлений Анри чудом удалось сдержать сочувственную реплику.
Овал Небес! — ей даже удалось не измениться в лице.
Семантика, как раздел Высокой Науки, занималась назначением тонких связей между знаком — словом, пассом или руной — и явлением действительности, которое этот знак символизировал, концентрируя в себе. Связей была уйма, каждая обладала персональным назначением, распадающимся на сотни юрких значений-фрагментариев, на тысячи крохотных значков-«семочек»… От ядра простейшего заклятия наружу тянулись сотни нитей, издевательски вибрируя косвенными ассоциациями. Опытный семант напоминал мудрого сороконога из сказки «Пень дядюшки Гримуальда» — досконально изучив анатомию конечностей, написав тома диссертатов о механизме ходьбы вприпрыжку и бега трусцой, этот мудрец всю жизнь провалялся на трухлявом пне, задрав четыре десятка собственных хилых ножек к небу.
«Эмотивная коннотация любовных заговоров».
«Денотативный макрокомпонент руны Цыбуля».
«Сигнификат базовых проклятий».
Зубодробительные лекции по теормагу Анри вспоминала с содроганием.
Уже перейдя в Тихий Трибунал, после удачно раскрытого «Дела о теноре-взломщике Джельсомино» она поняла: практикующие маги относились к семантике, как голосистые певцы — к сольфеджио. На словах (особенно — на экзаменах и зачетах!) признавая исключительную важность теории, на деле они отдавали предпочтение конкретным действиям. Маги меняли мир; семанты объясняли, как и почему это происходит. Их способность к анализу в обратной пропорции зависела от уровня личной маны: чем меньше ее скапливалось у семанта, тем точнее он улавливал назначение тонких связей.
Слабость служила инструментом.
Ювелиры часто близоруки.
Глобальная семантика, занимающаяся общими назначениями связей мироздания, была синекурой для отставных профессоров, чей возраст больше не позволял напрямую работать со струнами судьбы. Время беспощадно. Шамкая и брызжа слюной, престарелые глоба-семанты, в прошлом — светочи Высокой Науки, годами спорили о влиянии фонетической оболочки слова «черепаха» на деформацию панциря Великой Черепахи, которая непременно приведет к свето-трясению милиард лет спустя.
Такие диспуты служили неисчерпаемым источником для анекдотов.
— Все в порядке?
Зачем ты это спросила, подруга? Слепому видно: Лаций Умбрус сильно сдал. Кудри поредели, открыв сухую кожу черепа, на руках выступили пятна, похожие на огромные веснушки; во рту недостает зубов. Прежний богатырь уступил место дряхлому патриарху, способному лишь гладить строптивого лошака-мирабила и прощать забывчивых учениц.
— Нет. Имена отбрасывают тени, тени получают имена. Ничего не в порядке, дитя мое…
Он потянулся и тронул пальцем уголок глаза вигиллы. Облизал палец, пробуя на вкус крохотную слезинку. Старика качнуло, словно ощутимый только для Нация ветер пронесся по столице. Опершись на холку Гиббуса, жрец напомнил скульптурную композицию «Хальгер Волхв прощается с конем». К счастью, лошак стоял прочно, как если бы на самом деле был отлит из бронзы.
К счастью, лошак стоял прочно, как если бы на самом деле был отлит из бронзы.
— Береги себя, — тихо сказал наставник.
Анри так и не поняла: было это пожелание или предвиденье?
***
Отпустив поводья, она позволила лошаку самому выбирать дорогу. Мысли текли спокойно, тихой летней рекой, равнодушной к происходящему на береговых кручах. Течение сбивалось на перекатах — взять след! найти подходящего малефика… — и снова выходило на стрежень, качая челны со всякой обыденной ерундой. Цокот копыт успокаивал, вводя в частичный транс. Одно из тайных свойств мирабилов: периферийный резонанс с аурой хозяина на уровне слабоэфирных взаимодействий. Если хозяйка в придачу еще и мантисса…
Валяй, Гиббус.
Труси рысцой, хороший.
Метельщики убирали листья с мостовой. Сгребали во дворах в огромные кучи, чиркали огнивом, подносили тлеющий фитиль к бывшей шевелюре клена или акации. Опершись на метлы, стояли, глядя на костры, дышали острым, удушливым ароматом, перебрасывались скупыми, ничего не значащими репликами.
Солнце, желтое, пылающее, старший брат тысячи гибнущих листьев, сочувственно моргало с небес. Метельщица-ночь ежевечерне сгребала солнце с неба во двор. Отдыхая, солнце размышляло, как хорошо было бы взять и одним прекрасным утром явиться в мир — зеленым. Не в вечном пожаре осени, а ярко-зеленым, словно клейкий листок. Правда, придется весь мир тогда пересочинять заново, чтоб не очень изумлялся капризам светила…
Стриг ушами довольный лошак, наслаждаясь последними теплыми деньками. Вскоре он свернул с маленькой, уютной площади Трех Узников на Высокопарную. Миг легкого головокружения, а также звон монетки, оброненной чумазым трубочистом, подсказали вигилле: они на верном пути. Подгонять мирабила ни в коем случае не следовало. Проскочит нужный перекресток — и все труды грифону под хвост.