«Умная какая! — думаю я, и тут же признаю: — Ещё и какая умная! Я вот не допёр, запастись на всякий случай картами…»
Говорила же мне Ба: «Каждый раз, выходя по нужде…». Во-во.
Учиться мне ещё, учиться, остолопу степному, и учиться.
У неё, прехитромудрейшей.
— Этого места в схемах нет, — произносит Ба некоторое время спустя. — Да-а уж.
— Уж да. Сами себя загнали дхорру в задницу. — Соглашаюсь. — Сейчас те уроды пожалуют и будут из нас котлету по-сейлемски делать. Ну, куда дальше?
— Напр-раво, — уверенно говорит мне Ррри. Будто знает дальнейший лабиринт как свои семь пальцев. (Которых у неё вообще-то на всех лапах в сумме тридцать: по три штуки на верхних, боевых, по семь на средних — хватательных, предназначенных для «тонких» движений, и по пять на нижних, ходильных.)
— Почему же?!
— А потому что во всех лабиринтах надо придерживаться пр-равой стороны.
— Неужели?! — И удивлён я вполне искренне. Мне почему-то всю жизнь казалось — что наоборот.
— В сам деле. А разве нет? Поехали. Или ты решил испробовать вкус котлеты по-сейлемски, но с другой стороны, изнутри?
— Нет, я ещё не настолько крутой гастро-извращенец. Предпочитаю нормальные вкусовые ощущения, — искренне говорю я и трогаю, направляя аэрокар в крайнюю справа дыру.
— Ну-у, норма — категория весьма относительная, — ворчит Ба, — туманная, абстрактная и не имеющая смысла, я бы сказала… сюрная. Для гомиков, к примеру, ненор-рмально трахать существо иного пола.
— Я и не трахаю! — заявляю я, увеличивая скорость, и тут же…
Бабуля регочет:
— Ты хоть сам понял, чего сказанул?!
И я понимаю, «чего».
Бурчу в ответ мрачно:
— Ну, оговорился, ну, бывает. Перепутал…
— Вот так, запомни, — назидательно говорит Ба, — одной фразой можно навеки угр-робить себе репутацию. Думай, малыш, всеми извилинами думай, прежде чем рот открыть. Там, в пещере, ты был отменно хорош, а сейчас прокололся. Смотри, в приличном обществе не ляпни чего, к пр-римеру, этакого. Подобная оговорка смерти подобна.
— С каких это пор приличное общество негативно относится к гомосексуализму? — резонно интересуюсь, направляя кар во тьму круглого тоннеля, что несётся навстречу. Темень кромешную (без видеомаски глядя) и угрожающую.
— Я сказала, к примеру. Несть числа предрассудкам и комплексам. В каждой культуре и в каждом кругу свои табу. Куда без них… Вдруг нар-рвёшься на компанию с идиосинкразией на гомиков? Надо обязательно собрать информацию о тех, с кем общаешься. Или рот не открывать. Многозначительно молчи — сойдёшь за умного. Где-то шутки «про жопу» популярны, а где-то — верный признак слабоумия. Зависит от воспитания. Кто-то нор-рмально воспринимает голый натурализм, намеренный животный физиологизм, отсутствие стыдливости в аудио-, одоро-, дакто- и видео-компонентах голопрограмм. С удовольствием потребляет всякие там, имеющие неизменный кассовый успех, секс и насилие, наглый эпатаж и бренчание на самых низменных струнках натур живых существ. А кого-то от насилия воротит, и на блевоту тянет. Я вот помню, была знакома с одним человеком-мужчином, родом с вашей пуританской планеты-родины исторической, если не соврал… так его коробило и мутило от одного произнесения вслух слов влагалище и жо…
— И что бы я без твоих мудрых поучений делал… — перебиваю я, начиная положенный мне по должности (итэдэ!) комплиментарный пассаж…
Меня прерывает рык Бабули:
— Напр-р-араво!!!
— …да вижу ж-ж я, не слепой! — оскорблённо заканчиваю предложение, используя воздух, набранный для комплимента.
И сворачиваю в правое отверстие. Тоннель опять разветвился…
Блуждаем мы по этим дхорровым кишкам, устроенным вопреки человеческой «левой» логике, долго. Час минимум. По указке Ба постоянно сворачиваем вправо… и в конце концов впереди — брезжит свет.
Наше такси вырывается из проёма в широченный, метров сто на уровне пола, трапециевидного сечения коридор. Проём загорожен барьером, но мы пролетаем над ним, и совершаем долгожданную посадку, на плиточный пол. Тут начинает шевелиться шеф, о состоянии здоровья которого я уже было забеспокоился. На барьере с внешней, освещённой стороны, светится предупредительная надпись:
«Заброшенные выработки гржжб Вгжы Шенксмана.
Соваться не советуем.
Обвалы.»
— Надо же, — саркастически ворчит Бабуля, — а мы, глупые, сдуру сунулись… ТИ — ХО. — Заканчивает совершенно иным тоном, и зажимает приоткрывшийся клюв таксёра, блымающего осоловелыми глазками. А я — уже сжимаю рукояти скорчера и эндера…
— Как приклеенные, — сообщает Бабуля, но могла бы и промолчать — даже я слышу странное высокое жужжание, доносящееся оттуда, из чёрного забарьерного пространства, из которого мы только-только выметнулись. Двигатели аэрокаров, даже совсем допотопных, так не звучат.
Я кладу эндер на колени и подношу пальцы к сенсорам, чтобы продолжить отрыв; закусываю губу, едва сдерживаясь, чтобы не выматериться вслух…
Но в этот напряжённый момент из глубокой черноты доносится новый звук.
Глухое утробное ворчание, типа как у Ррри, когда она крайне раздражена и находится на грани взрыва ярости.
Возникший звук перекрывает жужжание и сам перерастает в вибрирующее, повышающее тон, похожее на злобный рык кирутианки, рычание… Взлетев, оно разражается оглушительным, как рёв атакующей врага уроженки Киру Тиана, грохотом! Причём источник его — определённо расположен совсем близко от «нашего» проёма с барьером.