Она впитывала глазами буйствующее многоцветье и супер-эклектичную пестроту, нескончаемое многообразие форм: живых существ, одеяний, вещей, машин, рекламы, вывесок, информационных экранов. Ушами вбирала фантастическое разноголосье и многозвучье, издаваемое всем этим «дурдомом на прогулке», ни на мгновенье не приостанавливающим свой круглосуточное движение. Втягивала ноздрями коктейль запахов, потрясающий многоплановостью.
И конечно же, ошалело прыгая с волны на волну, она воспринимала напрямую всю несусветнейшую эфирную какофонию. Нервами или мозговыми извилинами, или чем-нибудь ещё?! Сама Номи затруднилась бы ответить, чем.
Из чего только не была сварганена лоскутная картина эфирного «мира»… Обрывки музыкальных мелодий и ритмов, голосовые диалоги, радиокоманды и программы головидео… Скрежещущие и завывающие помехи, многочисленные булькающие и рычащие наводки, жужжащие текстовые, хрипящие игровые, бормочущие вычислительные, крикливые руководящие, блымающие адресовательные, скребущиеся сыскные… зрелищные, упорядоченно-хаотически менявшие формы и цвета… и всяческие прочие шипения, всхлипы, вопли, пульсации, вспышки, свисты, сполохи, скандирования, декламирования, образы, ворчания, говорения…
Номи воспринимала «напрямую» не смолкающий ни на мгновение хоровой мультиголос, внутренним зрением она созерцала никогда не меркнущее мозаичное мультишоу вездесущей компьютерной системы Танжер-Беты. Сеть пронизывала техногенное тело базы, подобно тому, как нервы, кровеносные и лимфатические сосуды пронизывают живой организм.
«Я — ровесница текущего первого века нового тысячелетия, третьего тысячелетия космической эры», — думала Номи, неторопливо бродя повсюду и стремительно переполняясь впечатлениями.
«Двадцать шесть стандартизированных договорных годов миновало с момента моего и его появления. Он — несётся вскачь, летит на полный вперёд, расширяет Пределы, а я, выясняется, всё это время сиднам сидела, по горло в болоте. И просидела бы до смерти, захлёбываясь, если бы не решилась вырваться, и если бы не Его Величество Случай, избравший своим орудием Турбо Фана…»
Она вспомнила некоторые подробности побега из «милого, милого дома», и невесело улыбнулась.
«Но я могу хотя бы тем утешиться, — обнадёжила себя Номи, — что мне ещё совсем мало лет. Миновала едва-едва пятая часть срока звучания жизни, возможно отмеренного мне судьбой до кодЫ-смерти.
«Но я могу хотя бы тем утешиться, — обнадёжила себя Номи, — что мне ещё совсем мало лет. Миновала едва-едва пятая часть срока звучания жизни, возможно отмеренного мне судьбой до кодЫ-смерти. Совсем девчонка. Буду считать: чёрно-расистская клоака Кисуму-пять была всего лишь прелюдией, симфония — впереди. Вот только бы они меня Шоколадкой-то не звали, э-эх! Не объяснишь ведь им, что это прозвище, принимаемое ими за приятельски-ласковое, определение для меня — констатация моей постыднейшей СВЕТЛОСТИ, и является точным аналогом древнеземного «грязного ниггера». Только с цветовым разворотом на сто восемьдесят градусов. И потому ранит меня это словечко, оскорбляя до глубины души. На моей проклЯтой родине шоколадными называют только нас, париев, имеющих несчастье родиться с оттенком цвета кожи более светлым, чем исконно-зулусский, «правильный» иссиня-чёрный… Представляю, как бы меня дома обзывали и травили, если б ещё вдобавок узнали о том, что я слышу не только ушами, и вижу — не только глазами… Ну и забодай их дхорр!»
Номи послала жестокое проклятие, заимствованное у стэпняка Боя, на жёстко-курчавые головы ортодоксальных кисумуан, и постаралась выбросить горькие воспоминания из головы, всецело погружаясь в бурлящий океан новых впечатлений.
Впечатлений уж накопилась неподъёмная масса, и они всё продолжали прибывать! Сценки уличной жизни Танжер-Беты завораживали, отталкивали, манили, претили, вызывали одновременно рвотные позывы и острейшее восхищение…
И смех. Иногда.
К примеру, невозможно было удержаться от улыбки, приметив напылённую на стенке одного из коридоров надпись: «Жертвуйте эквы на Программу психиатрической помощи душевнобольным и одержимым, а не то поубиваю всех!!!».
Или, например, вывеска торгового заведения: «УДАЧА». Нормальное название, в общем-то. Для бара, казино, досугового заведения какого-нибудь. Но под вывеской уточнение: «Натуральное Мясо и Субпродукты». Номи остановилась, задумалась, смеяться или плакать; решила, что скорее уж — смеяться. И отправилась дальше, улыбаясь, но так и не поняв, что за ассоциации проносились в голове у хозяина или хозяйки этой кроваво-убойной «Удачи», когда придумывалось название фирмы.
Номи вспомнила анекдотичный случай, как-то за обеденным столом упомянутый субкарго Боем: на его родной планете один тип назвал свой хутор вот так: «Саван». Когда его спросили, «почему так?!», хозяин ответил: «А мне нравится звучание».
«Они там все, похоже, малость не в себе, эти степняки, — подумала ещё тогда Номи. — Нашёл о чём за столом рассказывать… Впрочем, у всех свои тараканы в голове. У некоторых — «радиоуправляемые». Так сказать.»
…Конечно же, Номи не забывала посматривать и на то, как одеты человеки-женщины.