Но что касается справедливости древней формулы: «Новичкам — везёт!», лично я убеждаюсь — и вправду везёт. Тот экземпляр, на который меня обменяли, я, щурясь от света, засекаю лишь мельком, но убеждаюсь — дама! Ещё и какая! Мальнаранка. Почти человек-женщина! Нескучная старость Романову обеспечена. А там, глядишь, юркая и ловкая мальнараночка даже ухитрится расшевелить давно поникший…
— Залезать! — на ломаном спаме гавкает, грубо толкая меня в спину, конвоир, и я чуть не падаю. Этот уже не вертухай.
Солдат, похоже; увешан весь ножиками, арканами, дротиками, дубинками, дхоррзнаетчемещё. И здоровенный жлобяра. Раза в полтора крупней Дворецкого. И разговаривает вдобавок. Лучше б молчал. Но если говорит, то — и слышит?
Вываливаю на него весь свой запас спамских ругательств, добавляю залп на интерлогосе, и на долю секунды замысливаюсь: не изрешетить ли ещё и всем богатейшим арсеналом матерного коруса? — но решаю остановиться. Не поймёт ведь, не оценит настоящего искусства…
— Залезать! — лаконично реагирует рукокрылый жлоб, и так меня лупит промеж лопаток, что я волей-неволей «залезаю» в эту вонючую корзину, то бишь влетаю в неё кувырком. Кувшин с глухим «бум-м!» ом брякается наземь.
— Ну ты, мурло пернатое, — злобно ворчу я, переворачиваясь на спину и пытаясь высвободиться из вороха грязнючих тряпок; ими устлано дно этой напрочь антигигиеничной плетёной коробенции. — Ты что ж это, быдло стервозное, подарка меня лишило… я ж хотел пузырь на сувенирную полочку в каюте поставить, дхорр тя сотри… представитель братского народа, стэпнякам ближайшего по крови, со мной поделился последним, а ты… Да я ж тебе за это…
Но я не успеваю ничего «ему за это» сделать, потому что корзинища вместе со мной рывком поднимается в воздух.
Выпутавшись из вонючих лохмотьев, я высовываю башку и провожаю взглядом быстро уплывающую твёрдую поверхность. Шесть канатов тянутся сверху к корзине, справа и слева по три, и шестёрка Рабов уносит груз в ночное небо. Меня прорывает, и это самое ночное небо оглашается витиеватыми матерными руладами — я таки решил продемонстрировать своё неплохое знание коруса. Весьма, ясный пень, близкородственного моему родному наречию.
…Несут меня всё выше и выше, и я заключаю — обменялись с каким-то вышним кланом. Из обрывков информации, сообщённых мне стариком Никодимом, я уже соорудил-набросал для себя примерную картинку акырского варианта цивилизации.
Меня прорывает, и это самое ночное небо оглашается витиеватыми матерными руладами — я таки решил продемонстрировать своё неплохое знание коруса. Весьма, ясный пень, близкородственного моему родному наречию.
…Несут меня всё выше и выше, и я заключаю — обменялись с каким-то вышним кланом. Из обрывков информации, сообщённых мне стариком Никодимом, я уже соорудил-набросал для себя примерную картинку акырского варианта цивилизации.
Насколько я понял, пещерная клановая культура этой сплошь гористой планеты за богов почитает, ясный пень, горы. Конкретные горы, с именами, самые высокие, наверное, или ещё по каким-то критериям выделяемые из общей массы…
Раньше тут обитали две чётко сегрегированные расы — господ и рабов, и вместе они составляли акырский социум. Господа, похоже, со временем выродились-вымерли, как это часто случается с аристократами, а более живучее быдло осталось, ясный пень, без панов. А холопам, в силу их рабской натуры, до зарезу необходима ходячая харизма. Можно было бы провести определённую аналогию — собакам нужны хозяева; но почему-то не хочется обижать пёсиков.
Этим рукокрылам, называющим себя «шэгерь», похоже, для психического равновесия надобилось от господ несколько иное… И вот, не в состоянии возвыситься над собственной рабской изначальностью, находят они оригинальный выход из тупика.
Рабы создают коллекции монархов, дворян, интеллектуальной элиты и прочих олигархов. Они им очень нужны, все те, кто умнее и породистее. Слуги воспринимают аристократов мистически, как «спустившихся с Вершины Горы», вроде божьих наместников. И привыкли подчиняться этим самым «пророкам» дхорровым…
Поэтому кланы Рабов дифференцируются по высоте проживания: чем выше в горах расположено родовое гнездо этих то ли трансформированных птиц, то ли птеродактилей хреновых, тем родовитее и авторитетнее клан; живущие на пологих склонах и в немногочисленных долинах — худороднее. Высотные кланы делятся по количеству собранных монархов. Воруют они их повсюду, в том числе и в наших Обитаемых Пределах, просачиваясь сквозь пространство неким, так сказать, магическим способом. Им одним известным…
Шаманы камлают, входят в особое состояние, неведомо как ощущают, что вот — протяни только крыло! — и нащупаешь экземплярчик… протягивают-нащупывают, а вторым крылом посылают группу захвата и выкрадывают, пока держится канал; хватуны могут хоть из темницы выкрасть, хоть из опочивальни, хоть с борта личной яхты, хоть откуда ещё…
И магия эта, похоже, им в наследство досталась, от вымерших акырских господ, «Рабы ею пользуются, сами толком не ведая, что к чему», — заметил мудрый царевич Романов. «Они были даже не рабами, — высказал старик свою гипотезу, рождённую в результате многолетних сопоставлений и наблюдений. — Они были полуразумными домашними животными, а после вымирания хозяев вынужденно стали разумными и, ностальгируя, принялись собирать свои коллекции… Но создать символам аристократизма, тайно выкраденным из Сплошного Тумана, достойную среду обитания — не смогли и не могут. В конце концов они даже были вынуждены оградить свой быт от постоянного присутствия коллекционных «панов», бурно жаждущих проявлять свою высочайшую волю и требующих соответствующего поклонения.»