— Представляешь, был отчётливый запах, был, был и вдруг исчез. Весь, целиком! Так не бывает, ясный пень, хоть что-то остаётся, на много суток, но так — есть. Будто диффузия молекул запаха с молекулами воздуха — несусветная чушь, измысленная досужими сплетн…
— Уверена?! — вопрошаю изумлённо.
— Кому Матерь глаза дала, кому — нос и уши, — лаконично отвечает Ррри. Затем мы, чуток обследовав проход, оказавшийся тупиком (видимо, штрек нерентабельным признали), продолжаем путь к широкому прямому тоннелю. Добираемся, вылезаем, и Бабуля, полуобернувшись, ворчит:
— Неужто у меня маразм начинается, галлюцинации обонятельные на стар-рости лет?.. Был же запах, был… незнакомый совсем, но был.
Вздыхает (то бишь взрыкивает) она, я не комментирую, и мы топаем обратно к радиальному просёлку. Скорчер я уже сунул в кобуру, но эндер из руки не выпускаю. На Матерь надейся, а сам не плошай. И глюки, случается, в глотку вцепляются, как взаправдашние.
Приятный сюрприз. Таксёр дождался! Бывают же во Вселенной честные существа, во! Сказал, подождёт, и ждёт. Ну ничего ж себе!
— Тройную плату за весь пер-риод простоя, — командует Ба, и я согласно киваю, полезая в «тачку». «Шеф» спит. Завернулся в свои щупальца и дрыхнет. Соединяюсь с его сетевым пойнтом и перевожу на личный счёт указанную сумму. Бабуля любит, когда существа оказываются честными, и оплачивает честность по высшему разряду. Для неё это экзотика. В кирутианском наречии «честность», как и «бесценность» — грязные ругательные слова.
Таксёр продолжает спать, и я беру управление на себя, как только Ррри умащивается на левом пассажирском месте салона аэротакси. Просыпается таксёр спустя минуту примерно, когда мы уже отдаляемся на полкилометра от поворота в низкий прямой тоннель. Я не особо гоню древний раздолбанный аэрокар, ещё развалится, потом топай пёхом дхорр-те куда. Говорил же Бабуле — давай, мол, захватим портативные анг-доски. Не-ет, не позволила!
Пошлину ей, вишь ты, не захотелось платить, — за пронос через таможню средства передвиженья. А тройную плату уроду этому — всегда-пожалуйста. Эх, не бывать нам буржуями… экономить не умеем.
Просыпается наш каракатиц, значит, таращится всеми своими глазками, и спрашивает удивлённо:
— Живые? Вернулись?!
— Не-е, — мотаю по-кирутиански диагонально башкой, — это не мы-ы! Это фантомы наши, наведённые галлюцинации. Спи дальше, мы тебе снимся.
— А-а-а, ну тада ладно, — соглашается «шеф» и, натурально, закрывает плёночками блымалки, намереваясь продолжить свой дрых. Но через секунду распахивает их все, подпрыгивает и испуганно сипит: — Так эт вы-ы?..
— Мы, мы, — рычит Бабуля. — Ты давай-ка приступи к выполнению профессиональных обязанностей, а то чаевых не дам. Итэдэ моего малыша до столь шир-рокой степени ногофункциональности не распространяется.
Таксёр удивлённо зыркает на нас, не врубаясь; но управление перехватывает.
Таксёр удивлённо зыркает на нас, не врубаясь; но управление перехватывает. Я снимаю пальцы с сенсоров своего терминала. Мы с Ррри переглядываемся и улыбаемся. Мы-то в юмор въехали. Ещё бы. Наш ведь юмор. Спецфисский. Я наконец-то позволяю себе расслабиться, сую лазер в кобуру, и… вдруг Ррри очень тихо произносит:
— Э-э, да за нами следят, малыш.
И мои пальцы, вместо того, чтобы плотно досунуть оружие в кобуру, тянут его обратно.
Но я ничего не слышу, и не вижу, хотя таращусь назад во все глаза. Бабуля тем паче увидеть не могла, значит — она слышит.
Ррри командует таксёру:
— Ну-ка притормози до двадцати, — а когда тот послушно снижает скорость, она констатирующе ворчит: — Тоже замедлились… — и велит каракатицу: — Прибавь до сорока пяти!
Раковины её ушей поднялись и торчат, как заправские локаторы. Она задумчиво констатирует: — Ускорились… — и, мне: — Бой, ситуация «НУК». За нами слежка.
— Уверена? — я подвергаю сомнению оценку степени осложнений, естественно, но отнюдь не уверенность Ррри в том, что за нами следят. У кирутианок слух — воистину медвежий! Нам, потомкам обезьян, с нашими считанными октавами восприятия, и рядом не валяться.
— Изменится — проинформирую, — сухо отрезает Бабуля. Тем самым ясно давая понять, что вполне допускает быстрое возрастание враждебности окружающей среды от «Невыполнения Условий Контракта» до «Удушения Налогами», и даже до «Исключительно Враждебной Рыночным Отношениям». О «Полном Банкротстве» и думать не хочется… но всегда к нему надо быть готовым.
Надеясь на лучшее, жди худшего. Будучи реалистом.
Я всё ещё не вижу сзади нас ничего и никого. Пустой, серый тоннель квадратного сечения десять на десять. В перспективе он сужается, теряется вдали, визуально кажется бесконечным…
— Будем отрываться, — решает Бабуля и говорит таксёру: — Отдавай контроль малышу обратно. Эта ситуёвина уже прер-рогатива его итэдэ.
И она права. Однако каракатиц, чуя опасность, начинает проявлять строптивость. — Об этом мы не договаривались! — выступает он возмущённо, но тут же затыкается: левая боевая лапа Ррри несильно тычет его прямо в клюв. Глазки таксёра моментально подёргиваются поволокой; он обмякает и отрубается.
Я озабоченно комментирую: — Только бы щупальца не откинул, — и начинаю повышать скорость. Бабуля перетаскивает на пассажирское сиденье несчастного шефа, утратившего контроль за своей движимой приватной собственностью. Я, параллельно, впритык, перемещаюсь на водительское; тут мне будет сподручнее.