Ночью на берегу и вокруг города жгли костры. Дозорные на башнях сменяли друг друга, вглядывались в сумерки, вслушивались в звуки. Олаф был с лучниками на связанных посреди реки драккарах. Дружина спала вповалку на палубах.
Как-то раз вечером Мирослав с Рюриком тихо разговаривали у мачты.
И тут появилась Милена. Она пришла к ним из своего укрытия в крепости. Там испокон века невгородцы укрывали своих женщин, стариков и детей во время набегов викингов.
Ее лицо белело в темноте. Он спустился к ней:
– Почему ты здесь?
– Мне нужно говорить с тобой! Невгород был для тебя первой остановкой на пути в город Константина. Ты пришлый, ты здесь – случайно. У тебя есть твой драккар и гребцы. Ты и Олаф могли бы отплыть сейчас в Бирку. И остаться в живых.
Он посмотрел на нее изумленно.
– Но ты же сам сказал, что силы неравны, что у Рагнара большой флот, а у нас из воевод – один Мирослав с сыновьями, а горожане и беженцы – слабые воины.
Все так и было.
Он задумался.
Она замерла.
Он взял ее исхудавшее лицо в свои огромные ладони. И вспомнил ночь полной луны в начала лета. Томительно-сладкая память разлилась по телу.
Она закрыла глаза.
Он поцеловал ее веки.
Но она смотрела на него, ждала ответа.
Он прижал ее голову к груди, забыв на минуту, что на нем – кольчуга. Он гладил ее густые непокорные волосы и понимал, что не просто желает эту непредсказуемую женщину – ему очень трудно было бы без нее жить. Она привязала его не только к себе – привязала ко всему, что было с ней связано. И – к своему льющемуся, как вода, языку. И – к этой реке, этому городу, к этой странной, как она сама, земле.
Именно это со всей ясностью осознал он совсем недавно, когда его драккар вновь взрезал первую соленую воду, за которой – уже рукой подать! – лежал берег Рустрингена.
Милена не почувствовала тепла его тела, только железный холод кольчуги.
– Говоришь, лучше мне пересидеть всё в Бирке? И вправду. Выспался бы!.. А теперь – возвращайся в крепость. Всё будет хорошо.
– Рюрик, сегодня над святилищем кричал ворон, – глухо, не поднимая головы с его груди, сказала она, и ее голос поразил Рюрика безысходностью.
– Когда беженцы рассказали о во?роне на парусах, я сразу понял, кто явится к нам в гости. Эта птица – знак клана Рагнара, его бесчисленные дочки ткут паруса с вороном для всех его кораблей. А ворон над святилищем… Так, может быть, он как раз предвещает гибель своего родича.
– Ты говорил мне, что сюда идет твой кровный враг. Что он убил твоих родителей, сжег твой дом. Ты здесь – только из-за того, что желаешь его убить?
Он не мог сказать ей, что того дома он никогда не видел сам, только Харальд. Но Рагнар – был его кровным врагом, и изменить этого было нельзя. Вот только опять – ненавидеть его он не мог. А Невгород он будет оборонять еще и по другой причине. Но Милене он этого почему-то не сказал, а ответил просто:
– Только бы мне это удалось!
– А потом, если останешься жив, – в Рустринген?
Он промолчал.
– Если я останусь жива, – вдруг сказала она, – весной у нас будет ребенок. И своей волей я никогда не пойду за тобой в этот твой Рустринген. Это все, что я хотела тебе сказать и почему пришла сейчас.
Она повернулась и быстро, не оглядываясь, пошла по дощатой пристани прочь, в темноту.
Задремавший на палубе Мирослав никак не мог понять, почему это Рюрик, разбудив его, начал возбужденно расспрашивать, как по обычаям россов берут жен. Ничего не понимая, Мирослав смотрел на него заспанными глазами и думал, что конунг свихнулся от бессонных ночей и усердной подготовки к обороне. И только потом все понял.
Рагнар появился у Невгорода на рассвете. И рассвет этот был ветреным, нервным, а небо – красным, как воспаленные от бессонных ночей глаза.
Беженцы и раньше говорили о гигантском драккаре конунга норвежцев, но то, что увидел Рюрик, превзошло все его ожидания. Никогда в жизни не видел он драккар такого размера, как тот, на котором пришел Рагнар. Как и кто построил это чудовище, и как вообще могло оно держаться на воде? Две его драконьи головы были поистине гигантскими и видны издалека. Кто-то из дружины даже присвистнул. И правда – было отчего.
Вот на норвежских драккарах низко, страшно, подавая сигнал атаки, затрубили огромные рога-вардруны – «голоса войны». Ветер, однако, дул навстречу Рагнарову воинству. Накануне россы принесли богам большие жертвы, и не иначе как Стрибог, повелитель ветров, был на их стороне. Драккары нападавших двигались медленнее, чем ожидал Рюрик, к тому же путь остальным загораживал медленный монстр Рагнара, занявший собой почти всю реку. Он первым и наткнулся на преграду из затопленных Рюриком ладей. Зажженные обычным огнем стрелы норвежцев не могли долететь до связанных борт о борт ладей Рюрика. Описывая дугу, они с шипением уходили в воду прямо перед ними. Луки россов с тетивой из ножных жил степных коней били лучше и дальше. Рюрик опробовал их заранее и точно рассчитал расстояние, и теперь греческий огонь его лучников поджигал скопившиеся перед первой преградой корабли Рагнара. Ветер споро разносил пламя.
Тех, кто все же прорывался до драккаров Рюрика, встречали мечи лучших воинов его дружины…