Медхус князя Гостомысла был очень просторным и убранством напомнил Рюрику медхусы в Бирке – железные жировые светильники, каменный очаг в углу, длинный стол, по его сторонам во всю длину – резные скамьи. Во главе стола – место для князя. На столе – блюда и чаши из серебра, по стенам – многоцветные тканые полотнища, головы медведей и волков с разинутыми пастями. Но сразу бросалось в глаза одно отличие медхуса россов – стены были ровно обмазаны белой глиной и расписаны диковинными деревьями и красными цветами. Рюрик даже засмотрелся, так это было красиво. Его с хаконами усадили от Гостомысла по правую руку, россы расселись по левую. Мечи все оставили у входа, повесив на огромные лосиные рога. Только Гостомысл не снял свой меч – не иначе, знак княжеской власти: ножны его были украшены крестами.
Озираясь по сторонам, ни Рюрик и никто из его людей не заметил, как Аскольд обменялся быстрым взглядом и едва заметными кивками с одним из воевод Гостомысла.
Вошли женщины. С поклоном они ставили яства и вина и старались как можно скорее уйти, не вступая ни с кем в разговоры. Они были недурны собой, но многие из них выглядели рабынями, захваченными в разных землях.
Вскоре из медхуса понеслись звуки доброго пира: громкий многоязычный говор, взвизги ущипленных за мягкие места женщин, нестройное пение, язык которого разобрать было уже трудно. Потом все смолкли, и по струнам гусель-кантеле ударил древний седой суоми. Он монотонно запел что-то об озере Нево.
Гостомысл, увидев, как Рюрик поглядывает на женщин, понимающе усмехнулся:
– Ты проделал долгий путь, можешь взять сегодня на свой драккар любую из них.
Ртут один из россов, одетый богаче других, сидевший рядом с Гостомыслом по левую руку, тот, что в начале пира незаметно обменялся взглядами с Аскольдом, ударил кулаком по столешнице:
– Но не раньше, чем выберу я, какая девка больше всего по вкусу мне!
Певец оборвал пение на полуслове. Рюрик вскочил, с грохотом полетела на пол полная чаша, которую ему только что налили и из которой он не успел еще сделать ни глотка.
Гостомысл медленно поднялся. Он был багров от гнева.
– Рти люди пришли СЃ РјРёСЂРѕРј, – прорычал РѕРЅ РіСЂРѕР·РЅРѕ. – Вадим, ты нарушаешь закон гостеприимства!
– Гостеприимства?! А мне сдается, они пришли как хозяева! Не отвертишься, Гостомысл: ты призвал этих варягов! Я давно понял: их мечами ты хочешь укрепить свою власть. Мы платим дань норвегам и свеям, но те хоть приходят и уходят, а этих ты решил посадить над нами навечно, чтобы они сделали нас рабами, пили наш мед и брюхатили наших девок!
Все замерли.
Гостомысл попытался что-то сказать, но только открыл рот и по-рыбьи зашевелил губами. Вдруг его словно пронзила стрела: он резко выпрямился, попытался схватиться за столешницу и тяжело повалился на земляной пол. Какой-то рыжий росс с веснушчатым лицом кинулся к нему, приложил ухо к его груди и поднял на всех потрясенный взгляд, который ясно говорили: Гостомысл – мертв. Да, так иногда бывает: когда сердце человека переполнится густым черным гневом, он разрывает его на части.