Он проснулся резко, как от удара. Начал лихорадочно одеваться. Эфанд заполошно, большой белой птицей заметалась по комнате в одной льняной рубашке. Рюрик выскочил из дома и бросился к гавани, не сказав ей ни единого слова. Хлопнула, как пощечина, дверь, и она внезапно остановилась, села на край их остывающей постели, упала на подушку, которая еще хранила его запах, и навзрыд заплакала.
В гавань уже бежал народ.
Старый драккар пылал. На палубе в кольце огня сидел мертвый Харальд. Перед самым рассветом он поджег корабль, а потом сел и наискось рассек себе шею мечом…
Только что встало солнце. Погожим обещал быть этот день.
…Рюрик подошел и перерубил канат, связывавший старый корабль с берегом. Спорым было течение в реке.
Скьольдунги и вся дружина «рус», стоя у воды, ритмично забили мечами о щиты, вновь и вновь хрипло повторяя древнюю песню норс, какую поют, провожая своих конунгов. Провожая в дорогу, не хороня в земле…
Северный ветер драккар направит!
О?дин готовит скамьи для пира!
Он наливает в рога крутые!
Место готово, скамья для пира!
Место готово, скамья для пира!
Место готово!..
И стенали над ними в небе чайки-плакальщицы. Так ведь и зовут их люди норс.
Все дальше уходил от берега пылающий драккар. И тогда Рюрик громко крикнул дружине: «Слушай!»
Воины и хаконы тотчас умолкли. И Рюрик сказал, чтобы «рус» собрались на тризну в медхусе Дорестада, а после тризны – покинули свои теплые дорестадские дома и вернулись на всю зиму в рустрингенский лагерь – готовиться к походу на Миклегард.
Он закончил, и дружина опять ритмично и мощно забила мечами о щиты – теперь уже приветствуя нового конунга. И громче всех бил о щит хакон Аскольд.
К Миклегарду
Рюрик снарядил на Миклегард сто пятьдесят драккаров, еще сто – оставил со Свенельдом, самым опытным хаконом «рус», для защиты Рустрингена.
На драккаре Рюрика шли Аскольд и Ингвар. И также – Олаф, ростом и статью уже почти догнавший конунга. Дир шел на другом корабле.
Путь лежал через земли племен, населявших страну Гардар, или Гардарику Аскольд уже бывал там и со знанием дела рассказывал, что тамошние народы называют себя суоми, чудь, весь, летты, словены, а все вместе называются они «руотси», или «россы». Они очень похожи на людей норс, но говорят на языке мягком, словно льющийся мед, и понятном, если понимаешь ободритов и вендов. Рюрик с детства хорошо знал эти наречия. И еще говорил Аскольд, что у россов – полноводные реки, но на них много порогов и перекатов. Россы строят очень хорошие речные боты – ладьи, но не любят моря. Они вообще не любят покидать надолго свои дома и поступают так, только когда отправляются торговать. Еще они делают самый лучший мед, самый сладкий и самый пьяный. И они верят в своих богов, и их много, а не один, как у греков и франков. Потому нет у них высоких каменных церквей, наполненных золотом и серебром, как у тех, но много резных столбов с изображениями их богов. В городах у них – красивые дома, очень необычные, с крышами, похожими на чешуйчатых огромных рыб. Есть у них богатые склады с добром из разных земель. А особенно, добавлял Аскольд, хороши у них женщины. Они не такие высокие, как у норс, но крутобедрые, белокожие и большеглазые. За них арабы из страны Вандалуз дают много серебряных дирхемов. Леса россов полны зверем с блестящим шелковистым мехом, который не редеет и не выцветает, сколько его ни носи. И еще россы делают крепкие канаты, на которых тащат свои ладьи через перекаты рек и из одной реки в другую, чтобы попасть в Миклегард. Летом многие ходят торговать через земли россов. Тем же путем придется идти и дружине Рюрика.
Старая Ладога
Аскольд говорил, а Рюрик слушал его, стоя рядом на палубе. И вдруг пристально, сбоку, посмотрел на Аскольда. Тот заметил его взгляд, улыбнулся приветливо и открыто. Да, Аскольд действительно много знал о земле россов.
Они прошли большим, похожим на море озером со множеством островов и фиордов, россы называли это озеро – Нево [105] . Так сказал Аскольд.
Потом они вошли в реку, почти такую же широкую, как Элбе [106] , но не такую быструю. Река впадала в озеро Нево, и потому идти теперь пришлось против течения.
И все было поначалу привычно, но вдруг стало твориться что-то странное: вода завертелась множеством водоворотов и… река стала поворачивать вспять [107] . «Рус» не видели раньше ничего подобного, и многим стало не по себе. Но драккары теперь легко заскользили уже по течению , и все увидели в этом добрый знак. Аскольд ничего об этом сказать не мог.
На высоких берегах стеной стоял сосновый лес, и серые скалы выступали из песчаных обрывов, словно обломки гигантских зубов. Когда солнце начало клониться к закату, стала меняться и погода: подул сильный ветер, небо затянули облака. Они быстро набухли дождем, словно ушибы – кровью. Вода в реке стала свинцово-серой.
Тут они и увидели Алдегьюборг [108] . Город стоял на возвышении и окружен был каменными стенами с башнями. Ниже по течению – пристани и верфь. На деревянных подпорах стояли сразу пять недостроенных лонгботов без драконьих голов. У пристаней было пусто. Аскольд сказал, что обычай здесь для приезжающих такой же, как и в других городах россов: пришельцы могут войти в город только при свете дня, без шлемов и щитов, и одновременно – не более пяти человек, пока их мирные намерения не станут очевидны воеводам князя.