Видя, что Дарий
намеревается идти на Александра узкими горными проходами, Аминт посоветовал
персидскому царю оставаться на месте, чтобы дать сражение на широких
открытых равнинах и использовать свое значительное численное превосходство.
Дарий ответил, что боится, как бы враги не обратились в бегство и Александр
от него не ускользнул. «Этого, царь, — сказал Аминт, — ты можешь не
опасаться. Александр обязательно пойдет против тебя и, наверно, уже идет».
Однако Аминт не сумел убедить царя, и Дарий, снявшись с лагеря, направился в
Киликию, а Александр в это же время двинул свои войска на персов в Сирию.
Ночью оба войска разминулись, и каждое тотчас повернуло назад. Александр,
обрадованный счастливой случайностью, спешил захватить персов в горных
проходах, а Дарий стремился вывести свою армию из теснин и вернуться в
прежний лагерь. Он уже осознал, что совершил ошибку, вступив в эту сильно
пересеченную местность, зажатую между морем и горами, разделенную посередине
рекой Пинаром и неудобную для конницы, но очень выгодную для действий
малочисленных сил врага. Отличную позицию Александру предоставила судьба, но
победу ему обеспечило скорее искусное командование, чем слепое счастье.
Несмотря на то, что его силы значительно уступали численностью силам
варваров, Александр не дал себя окружить, напротив, обойдя своим правым
крылом левое крыло вражеского войска, он ударил персам во фланг и обратил
стоявших против него варваров в бегство. Сражаясь в первых рядах, Александр
был ранен мечом в бедро, как сообщает Харет, самим Дарием, ибо дело дошло до
рукопашной схватки между ними. Но Александр, рассказывая об этой битве в
письме к Антипатру, не называет того, кто нанес ему рану. Он пишет, что был
ранен в бедро кинжалом, но что ранение не было опасным.
Александр одержал блестящую победу, уничтожил более ста десяти тысяч
врагов, но не смог захватить Дария, который, спасаясь бегством, опередил его
на четыре или пять стадиев. Во время погони Александру удалось захватить
колесницу и лук царя. По возвращении он обнаружил, что македоняне грабят ла-
герь варваров, вынося оттуда всякого рода ценности, которых было огромное
множество, несмотря на то, что большую часть обоза персы оставили в Дамаске
и пришли к месту битвы налегке. Воины предназначили для Александра
наполненную драгоценностями палатку Дария со множеством прислуги и богатой
утварью. Александр тотчас снял доспехи и, направившись в купальню, сказал:
«Пойдем, смоем пот битвы в купальне Дария!» «Не Дария, а Александра! —
воскликнул один из друзей царя. — Ведь собственность побежденных должна не
только принадлежать победителям, но и называться по их имени». Когда
Александр увидел всякого рода сосуды — кувшины, тазы, флаконы для
притираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал
удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда, наконец, он
прошел в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и
столов, — царь посмотрел на своих друзей и сказал: «Вот это, по-видимому, и
значит царствовать!»
XXI.
АЛЕКСАНДР уже собрался обедать, когда ему сообщили, что взятые в
плен мать, жена и две незамужние дочери Дария, увидев его колесницу и лук,
зарыдали и стали бить себя в грудь, полагая, что царь погиб. Долгое время
Александр молчал: несчастья семьи Дария волновали его больше, чем
собственная судьба. Наконец, он отправил Леонната, поручив ему сообщить
женщинам, что Дарий жив, а им нечего бояться Александра, ибо войну за
верховное владычество он ведет только с Дарием, им же будет предоставлено
все то, чем они пользовались прежде, когда еще правил Дарий. Слова эти
показались Женщинам милостивыми и благожелательными, но еще более
человечными были поступки Александра. Он разрешил им похоронить павших в
битве персов — всех, кого они пожелают, взяв для этой цели одежды и
украшения из военной добычи, не лишил семью Дария почестей, которыми она
пользовалась прежде, не уменьшил числа слуг, а средства на ее содержание
даже увеличил. Однако самым царственным и прекрасным благодеянием Александра
было то, что этим благородным и целомудренным женщинам, оказавшимся у него в
плену, не пришлось ни слышать, ни опасаться, ни ждать ничего такого, что
могло бы их опозорить. Никто не имел доступа к ним, не видел их, и они вели
такую жизнь, словно находились не во вражеском лагере, а в священном и
чистом девичьем покое. А ведь, по рассказам, жена Дария была самой красивой
из всех цариц, точно так же как и Дарий был самым красивым и рослым среди
мужчин; дочери же их походили на родителей. Александр, который, по-видимому,
считал, что способность владеть собой для царя важнее, нежели даже умение
побеждать врагов, не тронул пленниц; вообще до своей женитьбы он не знал,
кроме Барсины, ни одной женщины. Барсина, вдова Мемнона, была взята в плен
под Дамаском. Она получила греческое воспитание… {Текст испорчен.}
отличалась хорошим характером; отцом ее был Артабаз, сын царской дочери. Как
рассказывает Аристобул, Александр последовал совету Пармениона,
предложившего ему сблизиться с этой красивой и благородной женщиной. Глядя
на других красивых и статных пленниц, Александр говорил шутя, что вид
персиянок мучителен для глаз. Желая противопоставить их привлекательности
красоту своего самообладания и целомудрия, царь не обращал на них никакого
внимания, как будто они были не живыми женщинами, а безжизненными статуями.
ХХII. ОДНАЖДЫ Филоксен, командовавший войском, стоявшим на берегу моря,
написал Александру, что у него находится некий тарентинец Феодор, желающий
продать двух мальчиков замечательной красоты, и осведомлялся у царя, не
хочет ли он их купить. Александр был крайне возмущен письмом и не раз
жаловался друзьям, спрашивая, неужели Филоксен так плохо думает о нем, что
предлагает ему эту мерзость. Самого Филоксена он жестоко изругал в письме и
велел ему прогнать прочь Феодора вместе с его товаром.