XLIV. КОГДА уже свернули лагерные палатки, к Цезарю прискакали
разведчики с сообщением, что неприятель движется в боевом строю. Цезарь
весьма обрадовался и, сотворив молитвы богам, стал строить войско, разделив
его на три части. В центре он поставил Домиция Кальвина, левым флангом
командовал Антроний, сам же он стоял во главе правого крыла, намереваясь
сражаться в рядах десятого легиона. Увидев, однако, что против этого легиона
расположена неприятельская конница, встревоженный ее численностью и блеском
ее оружия, Цезарь приказал шести когортам, расположенным в глубине строя,
незаметно перейти к нему и поставил их позади правого крыла, пояснив, как
надо действовать, когда вражеская конница пойдет в наступление.
Помпей командовал правым флангом своей армии, левым — Домиций, а в
центре находился Сципион, тесть Помпея. Вся конница Помпея была
сосредоточена на левом фланге. Она должна была обойти правое крыло Цезаря и
нанести неприятелям решительное поражение именно там, где командовал их
полководец: полагали, что, какой бы глубины ни был строй неприятельской
пехоты, она не сможет выдержать напора, но будет сокрушена и разбита под
одновременным натиском многочисленной конницы.
Обе стороны собирались дать сигнал к нападению. Помпей приказал
тяжеловооруженным не двигаться с места и с дротиками наготове ожидать, пока
противник не приблизится на расстояние полета дротика. По словам Цезаря,
Помпей допустил ошибку, не оценив, насколько стремительность натиска
увеличивает силу первого удара и воодушевляет мужеством сражающихся. Цезарь
уже был готов двинуть свои войска вперед, когда заметил одного из
центурионов, преданного ему и опытного в военном деле. Центурион ободрял
своих солдат и призывал их показать образец мужества. Цезарь обратился к
центуриону, назвав его по имени: «Гай Крассиний, каковы у нас надежды на
успех и каково настроение?» Крассиний, протянув правую руку, громко закричал
ему в ответ: «Мы одержим, Цезарь, блестящую победу. Сегодня ты меня
похвалишь живым или мертвым!» С этими словами он первым ринулся на
неприятеля, увлекая за собой сто двадцать своих солдат; изрубив первых
встретившихся врагов и с силой пробиваясь вперед, он многих положил, пока
наконец сам не был сражен ударом меча в рот, так что клинок прошел насквозь
и вышел через затылок.
XLV. ТАК в центре сражалась пехота, а между тем конница Помпея с левого
фланга горделиво тронулась в наступление, рассыпаясь и растягиваясь, чтобы
охватить правое крыло противника. Однако, прежде чем она успела атаковать,
вперед выбежали когорты Цезаря, которые против обыкновения не метали копий и
не поражали неприятеля в ноги, а, по приказу Цезаря, целили врагам в глаза и
наносили раны в лицо. Цезарь рассчитывал, что молодые солдаты Помпея,
кичившиеся своей красотой и юностью, не привыкшие к войнам и ранам, более
всего будут опасаться таких ударов, и не устоят, устрашенные как самою
опасностью, так и угрозою оказаться обезображенными.
Цезарь рассчитывал, что молодые солдаты Помпея,
кичившиеся своей красотой и юностью, не привыкшие к войнам и ранам, более
всего будут опасаться таких ударов, и не устоят, устрашенные как самою
опасностью, так и угрозою оказаться обезображенными. Так оно и случилось.
Помпеянцы отступали перед поднятыми вверх копьями, теряя отвагу при виде
направленного против них оружия; оберегая лицо, они отворачивались и
закрывались. В конце концов они расстроили свои ряды и обратились в позорное
бегство, погубив все дело, ибо победители немедленно стали окружать и,
нападая с тыла, рубить вражескую пехоту.
Когда Помпей с противоположного фланга увидел, что его конница рассеяна
и бежит, он перестал быть самим собою, забыл, что он Помпей Магн. Он походил
скорее всего на человека, которого божество лишило рассудка. Не сказав ни
слова, он удалился в палатку и там напряженно ожидал, что произойдет дальше,
не двигаясь с места до тех пор, пока не началось всеобщее бегство и враги,
ворвавшись в лагерь, не вступили в бой с караульными. Тогда лишь он как бы
опомнился и сказал, как передают, только одну фразу: «Неужели уже дошло до
лагеря?» Сняв боевое убранство полководца и заменив его подобающей беглецу
одеждой, он незаметно удалился. О дальнейшей его участи, как он, доверившись
египтянам, был убит, мы рассказываем в его жизнеописании.
XLVI. А ЦЕЗАРЬ, прибыв в лагерь Помпея и увидев трупы врагов и
продолжающуюся резню, со стоном воскликнул: «Вот чего они хотели, вот до
какой крайности меня довели! Если бы Гай Цезарь, свершитель величайших
воинских деяний, отказался тогда от командования, надо мною был бы,
вероятно, произнесен смертный приговор». Азиний Поллион передает, что Цезарь
произнес эти слова по-латыни, а сам он записал их по-гречески. Большинство
убитых, как он сообщает, оказалось рабами, павшими при захвате лагеря, а
воинов погибло не более шести тысяч. Большую часть пленных Цезарь включил в
свои легионы. Многим знатным римлянам он даровал прощение; в числе их был и
Брут — впоследствии его убийца. Цезарь, говорят, был встревожен, не видя
Брута, и очень обрадовался, когда тот оказался в числе уцелевших и пришел к
нему.
XLVII. СРЕДИ многих чудесных знамений, предвещавших победу Цезаря, как
о самом замечательном сообщают о знамении в городе Траллах. В храме Победы
стояло изображение Цезаря. Земля вокруг статуи была от природы бесплодна и к
тому же замощена камнем, и на ней-то, как сообщают, у самого цоколя выросла
пальма.
В Патавии некто Гай Корнелий, человек знаменитый искусством гадания,
соотечественник и знакомый писателя Ливия, как раз в тот день сидел и
наблюдал за полетом птиц. По рассказу Ливия, он прежде всех узнал о времени
битвы и заявил присутствующим, что дело уже началось и противники вступили в
бой. Затем он продолжал наблюдение и, увидав новое знамение, вскочил с
возгласом: «Ты победил, Цезарь!» Присутствующие были поражены, а он, сняв с
головы венок, клятвенно заверил, что не возложит его вновь, пока его
искусство гадания не подтвердится на деле.