Противен мне мудрец, что для себя не мудр.
Рассказывают, что однажды на царском пиру при большом стечении
приглашенных Каллисфену поручили произнести за кубком вина хвалебную речь в
честь македонян, и он говорил на эту тему с таким красноречием, что
присутствовавшие, стоя, рукоплескали и бросали ему свои венки. Тогда
Александр привел слова Еврипида о том, что прекрасно говорить о прекрасном
предмете — дело нетрудное, и сказал: «Теперь покажи нам свою силу,
произнесши обвинительную речь против македонян, чтобы, узнав свои ошибки,
они стали лучше». Тут уже Каллисфен заговорил по-другому, в откровенной речи
он предъявил македонянам многие обвинения. Он сказал, что раздор среди
греков был единственной причиной успехов Филиппа и его возвышения, и в
доказательство своей правоты привел стих:
Часто при распрях почет достается в удел негодяю.
Этой речью Каллисфен возбудил против себя лютую ненависть со стороны
македонян, а Александр сказал, что Каллисфен показал не столько силу своего
красноречия, сколько силу своей вражды к македонянам.
LIV. ПО СЛОВАМ Гермиппа, об этом случае рассказал Аристотелю Стреб,
чтец Каллисфена. Гермипп добавляет, что Каллисфен почувствовал недовольство
царя и, прежде чем выйти из зала, два или три раза повторил, обращаясь к
нему:
Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный.
Аристотель, по-видимому, не ошибался, когда говорил, что Каллисфен —
прекрасный оратор, но человек неумный.
Впрочем, благодаря тому, что Каллисфен упорно, как подобает философу,
боролся против обычая падать ниц перед царем и один осмеливался открыто
говорить о том, что вызывало тайное возмущение у лучших и старейших из
македонян, он избавил греков от большого позора, а Александра — от еще
большего, но себе самому уготовил погибель, ибо казалось, что он не столько
убедил царя, сколько принудил его отказаться от почестей благоговейного
поклонения.
Харет из Митилены рассказывает, что однажды на пиру Александр, отпив
вина, протянул чашу одному из друзей. Тот, приняв чашу, встал перед
жертвенником) и, выпив вино, сначала пал ниц, потом поцеловал Александра и
вернулся на свое место. Так поступили все. Когда очередь дошла до
Каллисфена, он взял чашу (царь в это время отвлекся беседой с Гефестионом),
выпил вино и подошел к царю для поцелуя. Но тут Деметрий, по прозвищу Фидон,
воскликнул: «О царь, не целуй его, он один из всех не пал пред тобою ниц».
Александр уклонился от поцелуя, а Каллисфен сказал громким голосом: «Что ж,
одним поцелуем будет у меня меньше».
LV. СВОИМ поведением Каллисфен очень озлобил Александра, и тот охотно
поверил Гефестиону, который сказал, что философ обещал ему пасть ниц перед
царем, но не сдержал своего слова.
Потом на Каллисфена обрушились Лисимах и
Гагнон: они говорили, что софист расхаживает с таким гордым видом, словно он
уничтожил тиранию, что отовсюду к нему стекаются зеленые юнцы,
восторгающиеся им, как человеком, который один среди стольких тысяч сумел
остаться свободным. Поэтому, когда был раскрыт заговор Гермолая, обвинения,
которые возвели на Каллисфена его враги, представились царю вполне
правдоподобными. А враги утверждали, будто на вопрос Гермолая, как стать
самым знаменитым, Каллисфен ответил: «Для этого надо убить самого
знаменитого». Клеветники говорили, будто Каллисфен подстрекал Гермолая к
решительным действиям, убеждал его не бояться золотого ложа и помнить, что
перед ним человек, столь же подверженный болезням и столь же уязвимый, как и
все остальные люди. Все же никто из заговорщиков даже под самыми страшными
пытками не назвал Каллисфена виновным. И сам Александр вскоре после этого
написал Кратеру, Атталу и Алкету, что мальчишки во время пыток брали всю
вину на себя, уверяя, что у них не было соучастников. Позднее, однако, в
письме к Антипатру Александр возлагает вину и на Каллисфена: «Мальчишек, —
пишет он, — македоняне побили камнями, а софиста я еще накажу, как, впрочем,
и тех, кто его прислал и кто радушно принимает в своих городах заговорщиков,
посягающих на мою жизнь». Здесь Александр явно намекает на Аристотеля, ибо
Каллисфен был его родственником, сыном его двоюродной сестры Герб, и
воспитывался в его доме. Некоторые сообщают, что Александр повесил
Каллисфена, а другие — что Каллисфен умер в тюрьме от болезни. Харет
рассказывает, что Каллисфена семь месяцев держали в оковах, под стражей,
чтобы позднее судить его в большом собрании, в присутствии Аристотеля, но
как раз в те самые дни, когда Александр был ранен в Индии, Каллисфен умер от
ожирения и вшивой болезни.
LVI. НО ЭТО случилось позднее. А в ту пору коринфянин Демарат, будучи
уже в преклонных годах, пожелал отправиться к Александру. Представ пред
царем, он сказал, что великой радости лишились те из греков, которые умерли,
не увидев Александра восседающим на троне Дария. Недолго довелось Демарату
пользоваться благоволением царя, но когда он умер от старческой немощи, то
удостоился пышного погребения. Воины насыпали в его честь огромный курган
высотою в восемьдесят локтей, а останки его на великолепно украшенной
колеснице были отвезены к морю.
LVII. АЛЕКСАНДР намеревался отправиться в Индию, но, видя, что из-за
огромной добычи войско отяжелело и стало малоподвижным, однажды на рассвете
велел нагрузить повозки, и сначала сжег те из них, которые принадлежали ему
самому и его друзьям, а потом приказал поджечь повозки остальных македонян.
Оказалось, что отважиться на это дело было гораздо труднее, чем совершить
его. Лишь немногие были огорчены, большинство же, раздав необходимое
нуждающимся, в каком-то порыве восторга с криком и шумом принялось сжигать и
уничтожать все излишнее.