LXIV. В ЭТО ВРЕМЯ Децим Брут по прозванию Альбин (пользовавшийся таким
доверием Цезаря, что тот записал его вторым наследником в своем завещании),
один из участников заговора Брута и Кассия, боясь, как бы о заговоре не
стало известно, если Цезарь отменит на этот день заседание сената, начал
высмеивать гадателей, говоря, что Цезарь навлечет на себя обвинения и упреки
в недоброжелательстве со стороны сенаторов, так как создается впечатление,
что он издевается над сенатом. Действительно, продолжал он, сенат собрался
по предложению Цезаря, и все готовы постановить, чтобы он был провозглашен
царем внеиталийских провинций и носил царскую корону, находясь в других
землях и морях; если же кто-нибудь объявит уже собравшимся сенаторам, чтобы
они разошлись и собрались снова, когда Кальпурнии случится увидеть более
благоприятные сны, — что станут тогда говорить недоброжелатели Цезаря? И
если после этого кто-либо из друзей Цезаря станет утверждать, что такое
положение вещей — не рабство, не тирания, кто пожелает прислушаться к их
словам? А если Цезарь из-за дурных предзнаменований все же решил считать
этот день неприсутственным, то лучше ему самому прийти и, обратившись с
приветствием к сенату, отсрочить заседание. С этими словами Брут взял Цезаря
за руку и повел. Когда Цезарь немного отошел от дома, навстречу ему
направился какой-то чужой раб и хотел с ним заговорить; однако оттесненный
напором окружавшей Цезаря толпы, раб вынужден был войти в дом. Он передал
себя в распоряжение Кальпурнии и просил оставить его в доме, пока не
вернется Цезарь, так как он должен сообщить Цезарю важные известия.
LXV. АРТЕМИДОР из Книда, знаток греческой литературы, сошелся на этой
почве с некоторыми лицами, участвовавшими в заговоре Брута, и ему удалось
узнать почти все, что делалось у них. Он подошел к Цезарю, держа в руке
свиток, в котором было написано все, что он намеревался донести Цезарю о
заговоре. Увидев, что все свитки, которые ему вручают, Цезарь передает
окружающим его рабам, он подошел совсем близко, придвинулся к нему вплотную
и сказал: «Прочитай это, Цезарь, сам, не показывая другим, — и немедленно!
Здесь написано об очень важном для тебя деле». Цезарь взял в руки свиток,
однако прочесть его ему помешало множество просителей, хотя он и пытался
много раз это сделать. Так он и вошел в сенат, держа в руках только этот
свиток. Некоторые, впрочем, сообщают, что кто-то другой передал этот свиток
Цезарю и что Артемидор вовсе не смог подойти к Цезарю, оттесняемый от него
толпой во все время пути.
LXVI. ОДНАКО это, может быть, просто игра случая; но место, где
произошла борьба и убийство Цезаря и где собрался в тот раз сенат, без
всякого сомнения, было избрано и назначено божеством, это было одно из
прекрасно украшенных зданий, построенных Помпеем, рядом с его театром; здесь
находилось изображение Помпея.
Перед убийством Кассий, говорят, посмотрел на
статую Помпея и молча призвал его в помощники, несмотря на то, что не был
чужд эпикурейской философии; однако приближение минуты, когда должно было
произойти ужасное деяние, по-видимому, привело его в какое-то исступление,
заставившее забыть все прежние мысли. Антония, верного Цезарю и
отличавшегося большой телесной силой, Брут Альбин нарочно задержал на улице,
заведя с ним длинный разговор. При входе Цезаря сенат поднялся с мест в знак
уважения. Заговорщики же, возглавляемые Брутом, разделились на две части:
одни стали позади кресла Цезаря, другие вышли навстречу, чтобы вместе с
Туллием Кимвром просить за его изгнанного брата; с этими просьбами
заговорщики провожали Цезаря до самого кресла. Цезарь, сев в кресло,
отклонил их просьбы, а когда заговорщики приступили к нему с просьбами, еще
более настойчивыми, выразил каждому их них свое неудовольствие. Тут Туллий
схватил обеими руками тогу Цезаря и начал стаскивать ее с шеи, что было
знаком к нападению. Каска первым нанес удар мечом в затылок; рана эта,
однако, была неглубока и несмертельна: Каска, по-видимому, вначале был
смущен дерзновенностью своего ужасного поступка. Цезарь, повернувшись,
схватил и задержал меч. Почти одновременно оба закричали: раненый Цезарь
по-латыни — «Негодяй, Каска, что ты делаешь?», а Каска по-гречески,
обращаясь к брату, — «Брат, помоги!» Непосвященные в заговор сенаторы,
пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать.
Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами окружили Цезаря:
куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами,
встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как было
условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят
жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Некоторые писатели
рассказывают, что, отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но,
увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под
удары. Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к цоколю, на котором стояла
статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно. Цоколь был сильно забрызган
кровью. Можно было подумать, что сам Помпей явился для отмщенья своему
противнику, распростертому у его ног, покрытому ранами и еще содрогавшемуся.
Цезарь, как сообщают, получил двадцать три раны. Многие заговорщики
переранили друг друга, направляя столько ударов в одно тело.
LXVII. ПОСЛЕ убийства Цезаря Брут выступил вперед, как бы желая что-то
сказать о том, что было совершено; но сенаторы, не выдержав, бросились
бежать, распространив в народе смятение и непреодолимый страх. Одни
закрывали дома, другие оставляли без присмотра свои меняльные лавки и
торговые помещения; многие бегом направлялись к месту убийства, чтобы
взглянуть на случившееся, многие бежали уже оттуда, насмотревшись.