Быстрое
продвижение македонян через Памфилию дало многим историкам живописный
материал для вымыслов и преувеличений. Как они рассказывают, море, по
божественному изволению, отступило перед Александром, хотя обычно оно
стремительно катило свои волны на берег, лишь изредка оставляя обнаженными
небольшие утесы у подножия крутой, изрезанной ущельями горной цепи.
Несомненно, что именно этот неправдоподобный рассказ высмеивает Менандр в
одной из своих комедий:
Все, совсем как Александру, удается мне. Когда
Отыскать хочу кого-то, сразу он найдется сам.
Если надо мне за море, я и по морю пройду.
Между тем сам Александр не упоминает в своих письмах о каких-либо
чудесах такого рода, но говорит, что он двигался по так называемой
«Лестнице» и прошел ее, выйдя из Фаселиды. В этом городе он провел несколько
дней и видел там стоявшую на рыночной площади статую недавно скончавшегося
Теодекта (он был родом из Фаселиды). После ужина Александр, пьяный, в
сопровождении веселой компании, направился к памятнику и набросал к его
подножию много венков. Так, забавляясь, он воздал дань признательности
человеку, с которым познакомился благодаря Аристотелю и занятиям философией.
XVIII. ПОСЛЕ этого царь покорил оказавших ему сопротивление жителей
Писидии и занял Фригию. Взяв город Гордий, о котором говорят, что он был
родиной древнего царя Мидаса, Александр увидел знаменитую колесницу, дышло
которой было скреплено с ярмом кизиловой корою, и услышал предание (в
истинности его варвары были вполне убеждены), будто тому, кто развяжет узел,
закреплявший ярмо, суждено стать царем всего мира. Большинство писателей
рассказывает, что узел был столь запутанным, а концы так искусно запрятаны,
что Александр не сумел его развязать и разрубил мечом; тогда в месте разруба
обнаружились многочисленные концы креплений. Но, по рассказу Аристобула,
Александру легко удалось разрешить задачу и освободить ярмо, вынув из
переднего конца дышла крюк — так называемый «гестор» [hestor], которым
закрепляется яремный ремень.
Вскоре после этого, подчинив Пафлагонию и Каппадокию, Александр узнал о
смерти Мемнона, от которого, более чем от любого из полководцев Дария в
приморских областях, можно было ждать бесчисленных хлопот и затруднений. Это
известие еще больше укрепило Александра в его намерении совершить поход в
глубь страны.
В это время Дарий двигался из Суз по направлению к морю. Он полагался
на численность своего войска (под его началом было шестьсот тысяч) и к тому
же царя воодушевило сновидение, которое маги истолковывали, исходя из
желания скорее угодить, чем раскрыть истинное его значение.
Дарию
приснилось, что македонская фаланга вся объята огнем и что Александр
прислуживает ему, а на Александре та самая стола, которую он, Дарий, носил,
еще будучи царским гонцом; потом Александр вошел в храм Бела и исчез.
Божество, по-видимому, возвещало этим сном, что македоняне совершат
блестящие подвиги, молва о которых разнесется повсюду, и что Александр
завладеет Азией, подобно тому как завладел ею Дарий, который был гонцом, а
стал царем, и что вскоре после этого македонский царь со славой окончит свою
жизнь,
XIX. УЗНАВ о длительном пребывании Александра в Киликии, Дарий счел это
признаком трусости, что еще больше ободрило его. В действительности же
причиной задержки была болезнь царя, вызванная по мнению одних
переутомлением, а по мнению других — простудою после купания в ледяной воде
реки Кидна. Никто из врачей не решался лечить Александра, считая, что
опасность слишком велика и что ее нельзя одолеть никаким лекарством; в
случае неудачи врачи боялись навлечь на себя обвинения и гнев македонян.
Один только Филипп, акарнанец, видя тяжелое состояние больного, поставил
дружбу превыше всего и счел преступным не разделить опасность с Александром
и не исчерпать — пусть даже с риском для себя — все средства. Он приготовил
лекарство и убедил царя оставить все сомнения и выпить его, если он желает
восстановить свои силы для продолжения войны. В это самое время находившийся
в лагере македонян Парменион послал царю письмо, советуя ему остерегаться
Филиппа, так как Дарий будто бы посулил врачу большие подарки и руку своей
дочери и тем склонил его к убийству Александра. Царь прочитал письмо и, не
показав его никому из друзей, положил себе под подушку. В установленный час
Филипп в сопровождении друзей царя вошел к нему, неся чашу с лекарством.
Александр передал ему письмо, а сам без колебаний, доверчиво взял у него из
рук лекарство. Это было удивительное, достойное созерцания зрелище. В то
время как Филипп читал письмо, Александр пил лекарство, затем оба
одновременно взглянули друг на друга, но несходно было их поведение: на
ясном, открытом лице Александра отражалось благоволение и доверие к Филиппу,
между тем как врач, возмущенный клеветой, то воздымал руки к небу и призывал
богов в свидетели, то, бросаясь к ложу царя, умолял его мужаться и доверять
ему. Лекарство сначала очень сильно подействовало на Александра и как бы
загнало вглубь его телесные силы: утратив дар речи, больной впал в
беспамятство и едва подавал признаки жизни. Вскоре, однако, Александр был
приведен Филиппом в чувство, быстро окреп и, наконец, появился перед
македонянами, уныние которых не прекращалось, пока они не увидели царя.
XX. В ВОЙСКЕ Дария находился бежавший со своей родины македонянин по
имени Аминт, хорошо знавший характер Александра.