XLII. МОЖНО только удивляться тому, сколько внимания уделял он своим
друзьям. Он находил время писать письма даже о самых маловажных вещах, если
только они касались близких ему людей. В одном письме он приказывает, чтобы
был разыскан раб Селевка, бежавший в Киликию. Певкесту он выражает в письме
благодарность за то, что тот поймал некоего Никона, который был рабом
Кратера. Мегабизу Александр пишет о рабе, нашедшем убежище в храме: он
советует Мегабизу при первой возможности выманить этого раба из его убежища
и схватить вне храма, но внутри храма не трогать его. Рассказывают, что в
первые годы царствования, разбирая дела об уголовных преступлениях,
наказуемых смертной казнью, Александр во время речи обвинителя закрывал
рукой одно ухо, чтобы сохранить слух беспристрастным и не предубежденным
против обвиняемого. Позднее, однако, его ожесточили многочисленные
измышления, скрывавшие ложь под личиной истины, и в эту пору, если до него
доходили оскорбительные речи по его адресу, он совершенно выходил из себя,
становился неумолимым и беспощадным, так как славой дорожил больше, чем
жизнью и царской властью. Намереваясь вновь сразиться с Дарием, Александр
выступил в поход. Услышав о том, что Дарий взят в плен Бессом, Александр
отпустил домой фессалийцев, вручив им в подарок, помимо жалованья, две
тысячи талантов. Преследование было тягостным и длительным: за одиннадцать
дней они проехали верхом три тысячи триста стадиев, многие воины были
изнурены до предела, главным образом из-за отсутствия воды. В этих местах
Александр однажды встретил каких-то македонян, возивших на мулах мехи с
водой из реки. Увидев Александра, страдавшего от жажды, — был уже полдень, —
они быстро наполнили водой шлем и поднесли его царю. Александр спросил их,
кому везут они воду, и македоняне ответили: «Нашим сыновьям; но если ты
будешь жить, мы родим других детей, пусть даже и потеряем этих». Услышав
это, Александр взял в руки шлем, но, оглянувшись и увидев, что все
окружавшие его всадники обернулись и смотрят на воду, он возвратил шлем, не
отхлебнув ни глотка. Похвалив тех, кто принес ему воду, он сказал: «Если я
буду пить один, они падут духом». Видя самообладание и великодушие царя,
всадники, хлестнув коней, воскликнули, чтобы он не колеблясь вел их дальше,
ибо они не могут чувствовать усталости, не могут испытывать жажду и даже
смертными считать себя не могут, пока имеют такого царя.
XLIII. ВСЕ ПРОЯВИЛИ одинаковое усердие, но только шестьдесят всадников
ворвалось во вражеский лагерь вместе с царем. Не обратив внимания на
разбросанное повсюду в изобилии серебро и золото, проскакав мимо
многочисленных повозок, которые были переполнены детьми и женщинами и
катились без цели и направления, лишенные возничих, македоняне устремились
за теми, кто бежал впереди, полагая, что* Дарий находится среди них.
Наконец, они нашли ле*жащего на колеснице Дария, пронзенного множеством
копий и уже умирающего. Дарий попросил пить, и Полистрат принес холодной
воды; Дарий, утолив жажду, сказал: «То, что я не могу воздать благодарность
за оказанное мне благодеяние, — вершина моего несчастья, но Александр
вознаградит тебя, а Александра вознаградят боги за ту доброту, которую он
проявил к моей матери, моей жене и моим детям. Передай ему мое рукопожатие».
С этими словами он взял руку Полистрата и тотчас скончался.
Александр подошел к трупу и с нескрываемою скорбью снял с себя плащ и
покрыл тело Дария. Впоследствии Александр нашел Бесса и казнил его. Два
прямых дерева были согнуты и соединены вершинами, к вершинам привязали
Бесса, а затем деревья отпустили, и, с силою выпрямившись, они разорвали
его. Тело Дария, убранное по-царски, Александр отослал его матери, а
Эксатра, брата Дария, принял в свое окружение.
XLIV. ЗАТЕМ Александр с лучшей частью войска отправился в Гирканию. Там
он увидел морской залив, вода в котором была гораздо менее соленой, чем в
других морях. Об этом заливе, который, казалось; не уступал по величине
Понту, Александру не удалось узнать ничего определенного, и царь решил, что
это край Меотиды. Между тем естествоиспытатели были уже знакомы с истиной:
за много лет до похода Александра они писали, что Гирканский залив, или
Каспийское море, — самый северный из четырех заливов Океана.
В тех местах какие-то варвары похитили царского коня Букефала,
неожиданно напав на конюхов. Александр пришел в ярость и объявил через
вестника, что если ему не возвратят коня, он перебьет всех местных жителей с
их детьми и женами. Но когда ему привели коня и города добровольно
покорились ему, Александр обошелся со всеми милостиво и даже заплатил
похитителям выкуп за Букефала.
XLV. ИЗ ГИРКАНИИ Александр выступил с войсками в Парфию, и в этой
стране, отдыхая от трудов, он впервые надел варварское платье, то ли потому,
что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей
все привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной
особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым
обычаям. Но все же он не пожелал облачаться полностью в индийское платье,
которое было слишком уж варварским и необычным, не надел ни шаровар, ни
кандия, ни тиары, а выбрал такое одеяние, в котором удачно сочеталось
кое-что от мидийского платья и кое-что от персидского: более скромное, чем
первое, оно было пышнее второго. Сначала он надевал это платье только тогда,
когда встречался с варварами или беседовал дома с друзьями, но позднее его
можно было видеть в таком одеянии даже во время выездов и приемов. Зрелище
это было тягостным для македонян, но, восхищаясь доблестью, которую он
проявлял во всем остальном, они относились снисходительно к таким его
слабостям, как любовь к наслаждениям и показному блеску.