В Испании Цезарь не раз попадал в засады, так что его
жизнь оказывалась в опасности, воины его жестоко голодали, и все же он
неустанно преследовал неприятелей, вызывал их на сражения, окружал рвами,
пока, наконец, не овладел и лагерями и армиями. Предводители бежали к
Помпею.
XXXVII. ПО ВОЗВРАЩЕНИИ Цезаря в Рим его тесть Пизон стал убеждать его
послать к Помпею послов для переговоров о перемирии, но Сервилий Исаврийский
в угоду Цезарю возражал против этого. Сенат назначил Цезаря диктатором,
после чего он вернул изгнанников и возвратил гражданские права детям лиц,
объявленных при Сулле вне закона, а также путем некоторого снижения учетного
процента облегчил положение должников. Издав еще несколько подобных
распоряжений, он через одиннадцать дней отказался от единоличной власти
диктатора, объявив себя консулом вместе с Сервилием Исаврийским, и выступил
в поход. В начале января, который приблизительно соответствует афинскому
месяцу посидеону, около зимнего солнцеворота он отплыл с отборным отрядом
конницы в шестьсот человек и пятью легионами, оставив остальное войско
позади, чтобы не терять времени. После переправы через Ионийское море он
занял Аполлонию и Орик, а флот снова отправил в Брундизий за отставшей
частью войска. Солдаты были еще в пути. Молодые годы их миновали, и
утомленные бесконечными войнами, они громко жаловались на Цезаря, говоря:
«Куда же, в какой край завезет нас этот человек, обращаясь с нами так, как
будто мы не живые люди, подвластные усталости? Но ведь и меч изнашивается от
ударов, и панцирю и щиту нужно дать покой после столь продолжительной
службы. Неужели даже наши раны не заставляют Цезаря понять, что он командует
смертными людьми и что мы чувствуем лишения и страдания, как и все прочие?
Теперь пора бурь и ветров на море, и даже богу невозможно смирить силой
стихию, а он идет на все, словно не преследует врагов, а спасается от них».
С такими речами они медленно подвигались к Брундизию. Но когда, прибыв туда,
они узнали, что Цезарь уже отплыл, их настроение быстро изменилось. Они
бранили себя, называли себя предателями своего императора, бранили и
начальников за то, что те не торопили их в пути. Расположившись на
возвышенности, солдаты смотрели на море, в сторону Эпира, дожидаясь
кораблей, на которых они должны были переправиться к Цезарю.
XXXVIII. МЕЖДУ ТЕМ Цезарь, не имея в Аполлонии военных сил, достаточных
для борьбы, и видя, что войска из Италии медлят с переправой, оказался в
затруднительном положении. Поэтому он решился на отчаянное предприятие-на
двенадцативесельном судне тайно от всех вернуться в Брундизий, хотя
множество неприятельских кораблей бороздило море. Он поднялся на борт ночью
в одежде раба и, усевшись поодаль, как самый незначительный человек, хранил
молчание. Течением реки Аоя корабль уносило в море, но утренний ветер,
который обыкновенно успокаивал волнение в устье реки, прогоняя волны в море,
уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью.
Он поднялся на борт ночью
в одежде раба и, усевшись поодаль, как самый незначительный человек, хранил
молчание. Течением реки Аоя корабль уносило в море, но утренний ветер,
который обыкновенно успокаивал волнение в устье реки, прогоняя волны в море,
уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью. Река свирепо
боролась с морским приливом. Сопротивляясь прибою, она шумела и вздувалась,
образуя страшные водовороты. Кормчий, бессильный совладать со стихией,
приказал матросам повернуть корабль назад. Услыхав это, Цезарь выступил
вперед и, взяв пораженного кормчего за руку, сказал: «Вперед, любезный,
смелей, не бойся ничего: ты везешь Цезаря и его счастье». Матросы забыли про
бурю и, как бы приросши к веслам, с величайшим усердием боролись с течением.
Однако идти дальше было невозможно, так как в трюм набралось много воды и в
устье корабль подвергался грозной опасности. Цезарь, хотя и с большой
неохотой, согласился повернуть назад. По возвращении Цезаря солдаты толпой
вышли ему навстречу, упрекая его за то, что он не надеется на победу с ними
одними, но огорчается изза отставших и идет на риск, словно не доверяя тем
легионам, которые высадились вместе с ним.
XXXIX. НАКОНЕЦ прибыл из Брундизия Антоний с войсками. Цезарь, осмелев,
начал вызывать Помпея на сражение. Помпей разбил лагерь в удобном месте,
имея возможность снабжать в изобилии свои войска с моря и с суши, тогда как
солдаты Цезаря уже с самого начала испытывали недостаток в продовольствии, а
потом из-за отсутствия самого необходимого стали есть какие-то коренья,
кроша их на мелкие части и смешивая с молоком. Иногда они лепили из этой
смеси хлебцы и, нападая на передовые караулы противника, бросали эти хлебцы,
крича, что не прекратят осады Помпея до тех пор, пока земля будет рождать
такие коренья. Помпей старался скрыть и эти хлебцы и эти речи от своих
солдат, ибо те начали падать духом, страшась бесчувственности врагов и
считая их какими-то дикими зверями.
Около укреплений Помпея постоянно происходили отдельные стычки. Победа
во всех этих столкновениях оставалась за Цезарем, кроме одного случая,
когда, потерпев неудачу, Цезарь чуть не лишился своего лагеря. Помпей
произвел набег, против которого никто не устоял: рвы наполнились трупами,
солдаты Цезаря падали подле собственного вала и частокола, поражаемые
неприятелем во время поспешного бегства. Цезарь вышел навстречу солдатам,
тщетно пытаясь повернуть бегущих назад. Он хватался за знамена, но
знаменосцы бросали их, так что неприятели захватили тридцать два знамени.
Сам Цезарь едва не был при этом убит. Схватив какого-то рослого и сильного
солдата, бежавшего мимо, он приказал ему остановиться и повернуть на
неприятеля. Тот в смятении пред лицом ужасной опасности поднял меч, чтобы
поразить Цезаря, но оруженосец Цезаря подоспел и отрубил ему руку. Однако
Помпей — то ли по какой-то нерешительности, то ли случайно — не до конца
воспользовался своим успехом, но отступил, загнав беглецов в их лагерь.