Склон становился все круче, и стук молотка Макбрай-та звучал теперь почти без перерыва, отдаваясь в скалах раскатистым эхом. Впрочем, темп его подъема не замедлился, и мне опять припомнились слова Монро: Джеф, несмотря на возраст, был в хорошей форме. Даже в превосходной! Трудно поверить, что человек пятидесяти лет, пусть опытный и сохранивший крепость мышц, способен к таким усилиям! Опыт и выносливость для скалолаза необходимы, но это лишь первое из условий; второе — гибкость и координация движений, а тут уж возраст не обманешь. Но к Джефу это, кажется, не относилось.
Но к Джефу это, кажется, не относилось.
Дождавшись, пока Фэй поднимется до трещины у первого клина, я пропустил трос в карабин на поясе и повернулся к Сиаду В скудном утреннем свете его лицо было словно сгусток тьмы, одушевленной только фарфоровым блеском белков.
— Полезешь, когда я доберусь до расщелины. Может, оставишь рюкзак? Втащим потом на канате. Еще ведь и клинья надо выдернуть…
Он покачал головой.
— Нет. Сил, дарованных Аллахом, у меня довольно.
Это была не похвальба, а констатация факта, подкрепленная уже знакомым мне чувством уверенности. Ее ментальная аура окружала Сиада и казалась столь же заметной, как свет электрического фонаря в безлунную ночь.
Кивнув, я натянул канат и начал восхождение. Это знакомая работа; лет семьдесят я лазаю по скалам и горам и сорвался лишь однажды, в юности, еще не завершив слияния с Асенарри. Забавный случай! В чем-то он мне помог, словно подсказка Вселенского Духа, желавшего намекнуть, кто я такой на самом деле… Давнее, очень давнее воспоминание! Само собой, в масштабах недолговечных землян.
Мои руки перебирали трос, подошвы царапали шипами черный камень, а голова оставалась свободной. Подъем со страховкой не требует пристального внимания, и первое время, будто вдохновленный чувством высоты, я размышлял о полетах над безопасным зеленым Сууком и о Фоги, моем крылатом побратиме. Но место, в котором я очутился, было так непохоже на Суук! Даже в самом худшем варианте Сумрачных Земель, где я убил катраба и погиб, растерзанный его когтями… Те края манили мрачной прелестью, да и катраб, если отвлечься от наших с ним разборок, был существом красивым, мощным, а главное — живым. Творение природы в своей естественной среде… А то, что я видел здесь и сейчас, являлось не средой, а мертвой землей, сожженной в чудовищном крематории.
Перехватить канат, переставить ногу, слегка подтянуться… Снова перехватить и переставить… Бросить взгляд вверх, на двух ящерок, оранжевую и зеленую, что карабкаются по отвесной стене… Посмотреть вниз, на серые мертвые пески, пологие холмы и желтую фигуру ад-Дагаба — он полз по канату, выбивая клинья и складывая их в подвешенный к поясу мешок. Монотонность моих движений не мешала думать, и постепенно мои мысли обратились к Тихой Катастрофе, к тому, что здесь произошло, к жуткому факту, которому не было объяснений.
Насколько я сведущ в земной истории, здесь воевали испокон веков. Горцев всегда отличают воинственность и тяга к разбою, чему способствуют вечная бедность, неукротимый дух и сила — ибо рожденный в горах, привыкший покорять вершины и приобщенный к их величию сильнее жителя равнин. В древности тут воевали с персами, парфянами, китайцами и македонцами, затем с арабами, монголами и Тамерланом — конечно, не забывая про Индию, Китай и прочие сопредельные страны. В новейшее время схватились с Британией, после — с Россией, намылили шеи обеим великим державам, а после изгнания агрессора затеяли междоусобную резню. Такое уже бывало на многострадальной афганской земле — за неимением внешних врагов пускали кровь друг другу и занимались этим с особенным усердием. Но, как я уже сказал, наступила новая эпоха, эра не сабель, стрел и лошадей, а автоматов, мин и танков. Пули, ракеты, снаряды косили виновных и невиновных, сметали селения и города и не щадили ни малых, ни старых; вряд ли найдется на Земле подобный край, где оргия самоуничтожения была бы настолько яростной, тянувшейся без малого сорок лет на рубеже тысячелетий.
Мне приходилось здесь бывать. Я Наблюдатель, и мой долг порою печален: я вижу, фиксирую, запоминаю не только прекрасное, но и чудовищное, мерзкое; я все обязан пережить — восторг перед полотнами Эль Греко и радости земной любви, нежную грусть Сен-Санса, тоску Уайльда, страх Франсиско Гойи, томление Сапфо… Все это плюс ужас разрушения, насилия, убийств — ужас, который превращает одних в червяков, других — в бессмысленную скотину, а третьих — в жалящих змей, несущих ненависть и горе.
Земля вообще переполнена горем и ужасом, но есть места, где их накапливали слишком долго, слишком тщательно — и, подобно лаве, прорвавшей земную твердь, они выплескивают из кратера, рождая новые Помпеи.
Перехватить, подтянуться и переставить ноги… Взглянуть наверх, в мутную дымку флера, на розовый солнечный блик, подбирающийся к зениту… Послушать стук молотков над головой и под ногами и отзвуки эха, затем проверить, как там Сиад, желтый мотыль на конце стометровой лески… Ползет! Пожалуй, догоняет!
Да, мне приходилось здесь бывать — еще в ипостаси Даниила Измайлова, через несколько лет после захвата Кабула талибами. Я видел руины больниц и школ, посольств, кинотеатров, магазинов, видел вздыбленный асфальт на улицах, перепаханных танками, развалины университета, политехнический институт с рухнувшей кровлей и остатками стен, обгорелых и почерневших… Видел людей, похожих на призраков, с погасшими глазами и кожей, словно у мертвых ящериц, которых сутки-двое коптили над огнем… Ни книг, ни газет, ни ти-ви; новости — на нищих рынках, громкоговорители — только в мечетях, дабы сзывать на молитву, а кроме нее, второе или, возможно, первое развлечение: публичные казни и экзекуции. Древние святыни уничтожены, взорваны храмы, разбиты статуи, сожжены картины; любой рисунок — святотатство, любые книги, кроме священных, — грех. Однако истинной сути Корана тут не понимали и не пытались вникнуть в его смысл — ведь в нем заповеданы мир и любовь, а не война, терпимость, а не насилие. Здесь же царил людоедский закон, уничтожающий людей и всякое проявление культуры, что было несомненным надругательством над божеством… Увы! Это еще одна из нелепостей цивилизации землян! Книги пророков мудры и гуманны, но каждый ищет в них то, что собирается найти, и подгоняет прочитанное под собственную хищную натуру…