— Собери арбалет и достань бухту троса. Потом я возьму твой мешок и все остальное снаряжение. Попробую перебраться…
Ее глаза округлились.
— Что ты задумал, Арсен? Полезешь вниз с двумя рюкзаками? Я тебя не отпущу!
— Вниз мне не нужно. Я… понимаешь, есть другие способы перемещения, не с помощью собственных ног или машин.
Я… понимаешь, есть другие способы перемещения, не с помощью собственных ног или машин. Гораздо надежнее и быстрее. Миг, и я на той стороне провала, а ты перебросишь мне стрелу с канатом. Канат — для Макбрайта и Сиада, а за тобой я вернусь. Если смогу.
Фэй вздрогнула и вцепилась в мой рукав.
— Если сможешь? Это опасно, Цзао-ван?
— Нет. На небольшое расстояние неопасно, но, чувствую, отнимет силы. Здесь тяжело открыть канал. Раньше у меня не получалось… Сейчас получится, но, вероятно, будет нужен отдых.
Молча кивнув, она сбросила наземь рюкзак, раскрыла его, вытащила гладкое ложе арбалета. Потом отдала мне флягу, ледоруб, мачете — все, что болталось у пояса и за плечами, кроме ножа и гранат. Я прикинул общий вес. Килограммов пятьдесят… В любом другом месте это значения не имело, но тут, в Анклаве, были свои правила, непонятные мне и потому внушавшие тревогу.
Отложив арбалет на камни, Фэй пропустила веревку в прорезь титанового болта.
— Готов, — выдохнул я и шагнул к краю пропасти. Мир раскололся в беззвучной яростной вспышке. Этот эффект — реакция зрительных нервов на перестройку нейронных связей, что-то подобное экстратокам замыкания и размыкания. В определенном смысле человек — сложнейшая схема из колебательных контуров, линий задержки и центров накопления живой энергии, которой заведует мозг, и этот наш руководящий орган способен настраивать схему на восприятие той или иной реальности. Того или иного измерения в континууме Вселенной, чужих для нас пространств и сфер, где термин «воспринимать» почти теряет смысл… Когда-то я рассказывал об этом Ольге — о многомерном бесконечном Мироздании, чьи грани замкнуты сами на себя и чья структура недоступна разуму, отягощенному телом. Впрочем, такие вещи не останавливали человека ни сейчас, ни в древности: не понимая сути огня, мы пользовались им и кипятили воду или плавили металл, не зная ничего о теплоемкости, энергии и энтропии.
Я материализовался над камнями по другую сторону провала, неловко рухнул на бок и пополз от края трещины, волоча за собой рюкзаки. Этот порыв, почти бессознательный, инстинктивный, оставил меня без сил — не одолев и трех шагов, я замер, уткнувшись лицом в шершавую, покрытую пылью щебенку. Телепортация, конечно, требует энергии, но, в общем, небольшой; чувство такое, будто ныряешь в воду и позволяешь ей себя нести, пока не закончится воздух в легких. Тогда поднимаешься к поверхности… Однако сейчас мне казалось, что я проломился сквозь что-то твердое, неподатливое — может быть, пробил Великую Китайскую стену или хеопсову пирамиду. Результат — не физическая усталость, а нервное истощение, которое лечат покоем, музыкой и сном… Но здесь имелся другой целитель, неизмеримо более мощный, — токи эоита.
Прошло недолгое время, и я осознал, что Фэй кричит; звуки еще не отзывались словами, но крик был тосклив и полон ужаса. Через минуту мне удалось привстать, и я помахал ей рукой, потом сел, опершись плечом о камень, и начал освобождаться от рюкзаков и остальной амуниции.
— Как… ты?.. — долетело через пропасть.
— Нормально, — отозвался я, купаясь в живительных струях эоита. Они текли, пронизывали воздух и наполняли мои оскудевшие резервуары, но этот процесс требовал часа или двух. Впрочем, он мог бы идти и быстрее, если погрузиться в транс.
Поднявшись, я потащился к трещине, с усилием переставляя ноги. Фэй с арбалетом стояла напротив, ее фигурка и побледневшее личико двоились и расплывались перед глазами, черная пропасть разделяла нас, вселяя в меня смутное чувство тревоги. Мне было ясно, что я не хочу расставаться с Фэй ни на минуту, ни на секунду — так, как не мыслишь себя даже на краткий период времени без рук, или без глаз, или без того, что накопилось в памяти.
Мне было ясно, что я не хочу расставаться с Фэй ни на минуту, ни на секунду — так, как не мыслишь себя даже на краткий период времени без рук, или без глаз, или без того, что накопилось в памяти. Иррациональное ощущение, но разве мы всегда готовы следовать велению рассудка?
— Стреляй! — выкрикнул я.
Она подняла арбалет, стрела с тихим посвистом скользнула ко мне, вытягивая волосок каната, и тут же звякнула о камень. Я наклонился, подхватил ее, вытянул трос и начал обматывать вокруг похожего на пень обломка. Потом выпрямился и посмотрел на Фэй: она занималась тем же самым. Ее обломок был повыше — то ли жираф с отбитой головой, то ли самоходное орудие с задранным к небу стволом.
— Боюсь, мне за тобой не вернуться. — Мой голос эхом отозвался в скалах. — Я отдохну, а ты иди. Найдешь Сиада с Макбрайтом и…
Не слушая меня, она пристегнула карабин к канату, подпрыгнула и ринулась над пропастью тусклым оранжевым метеором. Я только успел подставить руки; Фэй свалилась на меня, мы оба упали на землю, и я почувствовал, как ее щека касается моей и как ресницы щекочут висок.