— Как ты освободилась? — спросил я, подсаживаясь к котелку.
Лукавая улыбка скользнула по губам Фэй.
— Моя женская тайна. Мы, девушки из Хэйхэ, всякое умеем.
— Кажется, наша семейная жизнь не будет скучной, — заметил я и отхлебнул из кружки. Кружку мне поднесли с церемонным поклоном.
— Безусловно, — подтвердила Фэй.
Мы пили чай, поглядывая друг на друга, на маленький огонек спиртовки и на небо. Смеркалось, но воздух был прозрачен, а небеса ясны. На востоке висел лунный диск, и с каждой минутой узоры созвездий проступали отчетливей и ярче. Флер исчез, и теперь я знал, в чем причина этой стремительной перемены.
— Ты возвратился один, — сказала Фэй.
Это был вопрос, заданный в вежливой форме, которая принята на Востоке. Можно ответить или просто кивнуть — последнее было бы знаком, что я не желаю касаться данной темы.
Но я ответил.
— Макбрайт лишился разума.
— Макбрайт лишился разума. Такие затмения бывают в зоне эоита… Он захотел меня убить.
Брови Фэй взлетели вверх.
— Тебя? Но ты же бессмертен, Цзао-ван!
— Бессмертен мой дух, но не тело. — Я сделал паузу, наслаждаясь вкусом и запахом чая. Он был великолепен; поистине девушки из Хэйхэ умели многое!
Фэй чуть слышно кашлянула.
— У него был боевой имплант, не лазер, а метатель на сжатом воздухе. Выбрасывает стрелки… вот такие… — Я отмерил фалангу мизинца. — Иглы с ядом, таким же, как в наших дротиках. Он выстрелил в меня.
— И?.. — Щеки девушки побледнели.
— Между нами встал Сиад. Зарубил хозяина и умер. Их тела — за той расселиной, где мы были утром. Я завалил их камнями.
Фэй долго молчала, хмуря брови и навивая на палец темный локон. Потом губы ее дрогнули, и до меня донеслось:
— Он был достойным человеком. Ты мог спасти его, Цзао-ван? Мог что-то сделать с Макбрайтом?
— Мог. Убить или забрать его жизненную энергию… Но этого мне не хотелось. Убийство — смертный грех, а лишение жизненной силы — гнусный поступок. Взять энергию у живого, даже у деревьев, можно лишь с согласия того, кто отдает, иначе превращаешься в вампира… В общем, я ждал, что Макбрайт утихомирится, и просчитался.
— Никто не застрахован от ошибок, — сказала Фэй. — Даже мудрый пришелец из космоса.
— Никто, — подтвердил я.
Мы молчали, сидя у крохотного язычка пламени, нашего очага в этой бесплодной пустыне. Небо расцвело звездами, луна карабкалась к зениту, прохладный ветер играл волосами Фэй, то разбрасывая их пушистым облаком, то свивая в тонкие пряди. Ветер стихал и поднимался вновь, словно пустыня дышала нам в спины, напоминая о своем присутствии, о стертых в пыль горах, исчезнувшем Тиричмире и миллионах людей, павших под косою времени. Нынче к ним прибавились еще двое… Фэй пошевелилась.
— Тот дух, что прилетал к тебе… Старейший… он еще здесь?
— Да, милая. Я говорил с ним. Это мой брат. Риндо, сын Рины, старшей из моих матерей.
Мои слова не вызвали удивления — она привыкала к необычному с поразительной быстротой.
— Он молод, этот Риндо? Рано ушел, да?
— Рано. Но люди разные, моя фея, и мудрость, определяющая их поступки, не исчисляется годами. К одним она приходит на склоне лет, к другим — едва они достигнут зрелости. Риндо был из числа последних.
— Скажи, Цзао-ван, объясни мне… — В голосе Фэй вдруг зазвучало волнение. — Сделаться Старейшим — это навсегда? Если бы Риндо захотел… если б возникло такое желание… мог бы он превратиться опять в человека? Обрести новое тело, прожить жизнь на Уренире или в одном из других миров, встретить женщину и полюбить ее, оставить потомков? Мог бы или нет?
— Старейшие умеют создавать любые формы и орудия, милая. Сотворить себе новое тело, прожить в нем сто или тысячу лет? Конечно, это в их власти, но я не уверен, что тело — вернее, мозг — вместит их разум. По этой или по другой причине никто из них к нам не вернулся… — Помолчав, я тихо прошептал: — Может быть, они не покидали нас, а затаились в какой-то частице сознания, объединяя и храня живое во Вселенной? Хотелось бы, чтобы это было так… Но я не знаю, моя фея.
Глаза Фэй сверкнули отблеском лунного света. Она кивнула, отбросила локон со лба и одарила меня улыбкой.
— Ничего, Цзао-ван, узнаешь, когда превратишься в Старейшего. Будешь летать среди звезд и вспоминать обо мне, а я попробую устроить так, чтоб память эта была не горькой. — Ее улыбка погасла, милое личико сделалось серьезным. — Риндо сказал тебе что-нибудь? Об эоите, катастрофе и Анклаве? Что-то, чего ты не знал?
— Очень немногое. Мои догадки оказались верными… догадки и слова Аме Пала. Бушует ненависть… — произнес я, вытянув руку на запад. — Там она бушевала много лет, волны ее текли к эоиту и извергались в космос, в ноосферу Вселенной, струями зла. Представь занозу под ногтем — крохотная, а болит… Ее выдернули, и ранка сейчас исцеляется. Риндо пришел сюда, чтоб исцеление было надежным и быстрым. Видишь, — я поднял глаза к небесам, — флер уже рассеялся, и, полагаю, от вуали не осталось ни следа. Скоро это обнаружат и ринутся в Анклав со всех сторон, искать причину катастрофы, делить незанятые земли… Ну а дележка, сама понимаешь, без споров не обходится. Как бы не вогнали новую занозу!