— Забудьте о прессе, круге и порошке! Забудьте о лопнувших глиняных чашах и про трубу из меди для музыканта Са! Эти ошибки не стоят того, чтоб сохранить их в памяти! Но нынешним утром случилось нечто иное, совсем иное… Летун! Я придумал вещь, которая летает и поднимает в воздух корзину с грузом! Вы понимаете?
— Что тут удивительного? — фыркнул Нор. — Летать мы сами умеем, и с корзинами, и без них. Этот летун, которым ты восхищаешься, сделан из дерева, а значит, мертв и не обгонит самого захудалого дайра. Его просто несет по ветру… Разве не так?
— Не так! Если построить…
Оро'ли выплюнул косточки плода и пошевелил подвижными ушами.
— Я не ослышался, ты вспомнил о глиняных чашах? Тех, которые треснули в огне? Ну, не печалься, друг… И вообще, нужно ли болтать о пустяках и бередить душу памятью о неудачах? А вот о чашах забывать не стоит!
С этими словами он полез в корзинку, которую принес с собой, вытащил сосуд с веселящим напитком и пять чаш — не глиняных, а из ореховой скорлупы, прочных, легких и изящных. Запах вина привлек маленьких, похожих на белок зверьков; оккупировав кровлю над нашими головами, они пронзительно застрекотали, топорща носы-хоботки. Мы приложились к напитку, закусывая фруктами и ягодами с моей плодоносящей ветви, а когда сосуд иссяк, троица у'шангов разлетелась по своим жилищам. Фоги остался. Несмотря на выпитое, выглядел он совсем не радостным.
— Ты молчал, Аффа'ит… Не одобряешь? Или просто нечего сказать?
Я хмыкнул — вернее, издал звук, который на Сууке сходит за хмыканье. Надо ли поощрить изобретательного Фоги или подрезать крылышки его талантам? Тяжелый случай! Хоть я Наблюдатель, но это не значит, что я не могу вмешаться и проявить завуалированную активность; тут все зависит от ситуации, диктующей самые разнообразные решения. Но на Сууке ситуация была стабильной, поскольку его автохроны вкушали мир, жили в мудром равновесии с природой, не суетились, никуда не спешили и не нуждались в технологии. Ни в танкерах и стратопланах, ни в тракторах и компьютерах, ни — упаси Вселенский Дух! — в бомбах, пулеметах и нервно-паралитическом газе. С давних времен они обходились костью, камнем, деревом и небольшим количеством металла, но все, к чему прикасался их гений, от обычнейших гребешков до живописных пейзажей, выглядело потрясающе. Мир, где чаша, циновка и тот же гребешок — произведения искусства! Долговечные, выполненные с великим тщанием, по освященным древностью канонам… В то же время прогресс на Сууке потихоньку двигался, о чем свидельст-вовала напряженность планетарной ноосферы, зарегистрированная Старейшим. Прогресс шел в сфере духа; цивилизация здесь развивалась, порождая не кладбища мертвых машин, но знания о живой природе и артефакты, которые их отражали: симфонии, картины, статуи, целебные снадобья, книги и, разумеется, жизненную философию. Главный ее принцип был таков: живи и наслаждайся этим счастьем.
Мудрая рекомендация, и я не стремился к ее нарушению. Но что же делать, если у Фоги, моего у'шанга, свое понятие о счастье? Впрочем, не у него одного — Суук обширный мир с двухмиллиардным населением, и в нем найдется тысяча-другая диссидентов.
Демон технического прогресса обуревает их, подталкивая к странным и бесполезным деяниям: производству пороха, гидролизу спирта, обжигу извести и глины, строительству плотов и кораблей, снабженных паровыми двигателями, даже к изобретению ткацких станков, хотя суукцам не нужны одежды. Целители рассматривают это как душевное заболевание, которое нельзя лечить — не потому, что нет снадобий, а по этическим соображениям: целители Суу-ка врачуют телесные недуги и не касаются души. Душа — не тот предмет, чтобы в нее вторгался посторонний; душа принадлежит не индивидууму, но роду, длинной цепочке поколений, обогащающих ее чувствами, опытом и памятью. Великая ценность — душа! Даже с вывихом, как у Фоги.
Существовал, однако, способ ее успокоить.
Хмыкнув еще раз, я произнес:
— Не думаю, у'шанг, что ты нуждаешься в моем одобрении. Может быть, в совете…
Я сделал паузу, и Фоги тут же встрепенулся:
— В совете? Каком?
— Сначала поделись своими планами — я имею в виду, как ты намерен поступить с этим летуном из рыбьих пузырей и дерева. Построишь штуковину посолиднее? С такой корзиной, чтобы поместиться в ней?
Его глаза вспыхнули.
— Да! Большой летун, а под ним — огромная корзина! И еще… Я слышал, что на восточном побережье моря Ки живет Ур'та, изготовитель красок… Он гонит из древесины бесцветную жидкость, горючую, но не такую опасную, как мой порошок… Слетаю к нему на дайре, попрошу — он не откажет! И тогда я сделаю толкатель! Такую, понимаешь, вещь, что если прицепить ее к корзине…
Я швырнул в него огрызком фрукта.
— Забудь об этом, недоумок! Забудь, во имя своего родителя и всех поколений предков! Я не хочу, чтоб мы сгорели в воздухе!
— Мы? — В недоумении он шевельнул ушами.
— Разумеется. Я ведь не брошу тебя, когда ты построишь новый летун и отправишься на юг, в Сумрачные Земли… Я полечу с тобой!
— Хмм, на юг… — Он вытащил гребешок из поясной сумки, почесал под крылом и призадумался. Потом бросил на меня пару полных надежды взглядов. — Думаешь, это правда? Про Сумрачные Земли и Фастан? Думаешь, кто-то там живет? В кратерах, у теплых источников?