— Арсен…
Голос ее был напряженным, да и само обращение — Арсен, не Цзао-ван — подсказывало, что она не намерена шутить или требовать историй об иных мирах и галактических тайнах.
Не сбавляя шага, я наклонился к ней.
— Что, милая?
— Вуаль далеко, но я чувствую что-то другое, странное… Это совсем непохоже на вуаль! Она — как занавес из нитей, а иногда — как проволочная сеть… ну, ты понимаешь… А это…
— Струйки, что пронизывают тело, да? Падают сверху, текут снизу, словно ты бесплотная тень в фонтане… Похожее ощущение, верно?
Брови ее изогнулись парой напряженных луков.
— Ты тоже чувствуешь? Ты понимаешь, что это такое?
— Конечно. Там, в вашей школе, в Хэйхэ, тебя учили брать энергию от деревьев? — Она кивнула, не спуская с меня широко раскрытых глаз. — Помнишь это ощущение? Особенно если стоишь в дубовой роще, прижавшись к стволу, чувствуя, как идут от дерева жизненные токи… Правда, похоже?
— Очень! Теперь я поняла… Похоже, только сильнее… гораздо сильнее… Что это, Арсен?
— Эоит. Особая область на земной поверхности. Зона, где ноосфера планеты сопрягается с Вселенной, где бушует живая энергия, уходит в космос и падает к Земле. Вон там, — я вытянул руку, — центр эоитного зеркала, но приближаться к нему нельзя — потеряешь память или начнутся галлюцинации. Восточнее, за этой трещиной, стоял монастырь. Буддийский монастырь, Обитель Света… Мне доводилось там бывать.
— И мы… мы идем туда? В этот монастырь? — выдохнула Фэй.
— Во всяком случае, попробуем добраться к месту, где он был. Если б не эта трещина…
С минуту мы шли в молчании, лавируя среди камней и посматривая в сторону провала. Он то сужался, то расширялся, но всюду был слишком широк, чтобы надеяться на фокус с крюком и канатом. Мы прошагали с километр, потом еще столько же, и наконец Фэй спросила:
— Здесь, в окрестностях этого зеркала… эоита, да?., случается что-то странное? Анклав с ним связан, и потому ты нас к нему привел?
— Связи, я думаю, нет, однако надеюсь получить какую-то информацию об Анклаве. Скажем, о том, как он возник… А странного, милая, тут предостаточно. Если повезет, даже услышишь шепот звезд и голос неба… Ну, а в случае неудачи хоть запасешься энергией и станешь чуть-чуть моложе.
— Моложе? — с задумчивой улыбкой повторила Фэй. — Ты умеешь регулировать свой возраст, Цзао-ван? Научишь меня, как это делать?
Я заглянул в ее повзрослевшее лицо и усмехнулся в ответ:
— Обязательно.
— Моложе? — с задумчивой улыбкой повторила Фэй. — Ты умеешь регулировать свой возраст, Цзао-ван? Научишь меня, как это делать?
Я заглянул в ее повзрослевшее лицо и усмехнулся в ответ:
— Обязательно. Надеюсь, у тебя получится. Все-таки ты правнучка Анай-оола, нивхского колдуна.
— Шамана. Он был шаманом, а не колдуном, — строго поправила Фэй. Потом попросила: — Расскажи мне о монастыре.
На миг передо мной мелькнули стены из древнего камня, одетый снегами хребет, дым курильниц над алтарем, дворик с бассейном и валунами-сиденьями, потом — человеческое лицо: темные агатовые зрачки, бритый череп, бронзовая кожа без морщин…
— В том монастыре я встретил друга. Аме Пал, так его звали… Он был настоятелем и прожил на склонах Тирич-мира много лет — я даже не знаю сколько, шестьдесят или семьдесят… Он был мудрец, философ и провидец. Веришь ли, милая, но он предсказал, что я тебя встречу.
— Разве такое возможно, Цзао-ван?
— Почему же нет? Бывает, завеса времени приподнимается, и мы, увидев цепь причин и следствий, способны предсказать грядущее. Он видел эту цепь. Однажды я пришел к нему в несчастье, и он говорил со мной и утешал, и было им сказано, что я получу когда-нибудь награду. Это и свершилось.
Под башмаками Фэй скрипнули камешки. Голос ее был совсем тихим:
— Я — эта награда, Цзао-ван? — Ты.
Через минуту она промолвила:
— Несчастье, о котором ты сказал… Что-то случилось с тобой?
— Не со мной, девочка. Самое страшное, когда несчастье приходит не к тебе, а к твоим близким. К тем, кто тебе дорог.
— Расскажешь?
— Расскажу, но не сейчас. — Я остановился и поглядел на трещину, казавшуюся бесконечной. — Сейчас ты помолчи. Мне нужно сосредоточиться.
Кажется, я мог открыть канал. Это ощущение было сродни тому, какое испытываешь в абсолютно темной, но знакомой комнате, привычной до мелочей: тут, справа, стол с компьютерным экраном, дальше — кресло, диван и дверь, а слева — окно и книжные полки, и, если сделать пять шагов и вытянуть руку, нащупаешь что-то знакомое — скажем, «Историю Древнего Рима» Моммзена. Пять шагов, но не больше — на шестом стукнешься о стену и разобьешь себе лоб… Точно так же я чувствовал, что могу перенестись метров на двести — возможно, и далее, но там подстерегает опасность. Телепортация, в сущности, элементарный процесс, почти не зависящий от среды, однако среда в Анклаве была уж слишком необычной. Но, кажется, она менялась — ведь прежде я и помыслить не мог об этом способе перемещения… Или все дело в эоите? В том, что я приблизился к фонтану неиссякаемой энергии?
Так ли, иначе, но я понимал, что в силах совершить прыжок и перебраться через трещину. Наша прогулка рядом с провалом меня не тяготила, но все же я предпочел бы гулять с моей феей в местах поприятнее, где-нибудь под кронами дубов или секвой. Ну, это от нас не уйдет, мелькнула мысль, и я повернулся к девушке.